|
К рубрикатору «Эссе и статьи Исмаилова» |
Сменить цвета |
Европа всегда любила воевать. Не было ни одного столетия в прошлом, в котором европейцы не устроили бы маленькую (или не маленькую) войну между собой. Существует курьезная статистика, показывающая, что за последнюю тысячу лет было только два года, когда ни одно из европейских государств не вело войну (включая колониальные войны).
Европа любит воевать. Но это не значит, что европейцы умеют воевать. Более того, учитывая неоднозначные результаты большинства войн как для победителей, так и для побежденных (может быть справедливо называть их «негативными результатами»), следует заключить, что воюют европейцы посредственно. В конце концов, «война слишком ответственное дело, чтобы доверять его военным».
Но плохо ли, хорошо ли, Европа отрефлексировала свои военные удачи и неудачи и создала несколько теорий военного искусства, создала военную науку. Одним из важных элементов теоретических построений является разделение всего военного дела на тактику и стратегию. Отметим здесь, что советская школа стратегии (наряду с немецкой) предусматривает также дополнительный уровень рассмотрения: оперативно-тактический, связующий тактику и стратегию.
В отличие от тактики, стратегия оказалась довольно общим понятием, и проникла не только в сферу боевых взаимодействий, но также и в несколько сопряженных областей: политику, бизнес, экономику. К сожалению, механистическое перенесение положений одной области знаний на другую не прошло безболезненно, смысл понятия «стратегия» размылся, потерял свою завершенность.
В современном мире нам могут встречаться «стратегия продажи пончиков лотошником», «стратегия игры в гольф», «стратегия планирования семьи». И еще множество других столь же удивительных словосочетаний, в которых слово «стратегия» используется в значении «рациональный метод поведения». Не желая углубляться в философию обо всем, мы вынуждены отметить, что подобное расширительное использование чревато, прежде всего, потерей «границ применимости» стратегических парадигм. Например, «принцип сосредоточения ресурсов на главном направлении» можно сформулировать в каждой из вышеперечисленных «стратегий». Но вот только работать он ни в одной корректно не будет.
Поставив в заголовке нашей работы «Экономические стратегии», мы указали, что областью нашего исследования станут высшие формы деятельности в экономике и бизнесе. Поэтому важно указать рамки применимости наших построений и очертить круг задач, которые мы будем решать.
Итак, мы настаиваем на ограничения понятия стратегия. Мы отнесем к стратегии, прежде всего, «учение о лучшем расположении и употреблении всех сил и средств больших социальных групп или сложных систем». Мы не будем относить к стратегии конкретные техники биржевой игры (типа «стратегии покрытого опциона»), считая их относящимися к области тактики.
Вообще, конкретные правила использования одного из возможных ресурсов всегда — тактика. К примеру, все так называемые «маркетинговые стратегии» относятся к области тактики. Предметом стратегии для фирмы, работающим на некотором рынке должен быть не вопрос о том, как продать заданный продукт X или серию продуктов Y (хотя может быть вопрос захвата определенных позиций на рынке товаров X, об этом мы поговорим несколько позже). На всякий случай отметим, что «стратегия, которая не опирается на конкретные тактические успехи, обречена на бесплодность». То есть, исключая из области рассмотрения экономические тактики, мы постоянно обязаны помнить о том, что наши построения в своем фундаменте опираются на них.
Одним из виновников «раздвоения» понятия стратегии является, безусловно, математическая теория игр, которая определяет стратегию как «возможный в соответствии с правилами стратегической игры способ действия игрока или коалиции», смешивая, таким образом, тактику и стратегию.
Первой задачей, которую мы решаем, будет корректное построение «стратегического пространства». Только после построения стратегического пространства мы перейдем к собственно содержанию нашей работы — к стратегиям.
Мы ограничиваем область стратегии «большими» организациями или структурами: государствами, государственными образованиями, регионами, крупными корпорациями, предприятиями. Смысл подобного условия довольно прост — стратегия требует от объекта стратегии наличия так называемой «стратегической позиции», то есть встроенность в систему глобальных отношений в заданной области, так называемом «театре военных действий». К примеру, «продавец пончиков» не имеет стратегической позиции на рынке пончиков. А вот санэпиднадзор вполне может занимать на этом рынке стратегическую позицию.
Сделаем небольшое отступление по поводу «театра военных действий». Понятно, что всякая деятельность должна иметь некоторые физические и информационные рамки. Совокупность всех доступных для деятельности рассматриваемой структуры физических объектов мы можем трактовать как «совокупность театров военных действий этой структуры». Таким образом, мы можем понимать ТВД как глобальный рынок, рынок какого-то региона, и даже отрасль в каком-то регионе.
Всякий ТВД имеет «ландшафт», то есть сложившуюся систему обустройства (для рынка необходимо учитывать территории, людей их населяющих, законы и обычаи, принятые на данных территориях). Для ведения какой-то деятельности ТВД должен быть оборудован инфраструктурой, то есть системой, обеспечивающей взаимодействие участников. Стратегия включает в себя методы и приемы создания и разрушения инфраструктуры. К инфраструктуре рынка следует отнести коммуникации и государственные органы, обеспечивающие работу на рынке.
Отметим, что ландшафт условно можно разделить на объективную (территория, дороги, провода) и знаковую (законы, обычаи, сети) части. Считается, что для военной стратегии первая часть — топография — имеет больше значение, но экономическая стратегия имеет дело с отношениями между людьми, для которых знаковый ландшафт представляет значительно большую ценность. Объекты ландшафта можно условно разделить на две категории: не поддающиеся управлению (такие, как географические и этические особенности, государственное устройство) и доступные для изменения (в военной стратегии это прежде всего коммуникации, а для экономической — контакты и связи).
В предыдущем пункте мы описали свойства объекта стратегии (занимать стратегическую позицию на ТВД), но субъектом стратегии (то есть теми структурами, которые, собственно и вырабатывают стратегии) могут быть далеко не все объекты стратегии. Кроме стратегической позиции требуется еще наличие стратегического управления, то есть возможность существенно менять стратегическую позицию.
К примеру, церковь, доминирующая на некотором ландшафте, почти всегда является объектом стратегии на заданном ТВД. Ее влияние на маркетинг отмечалось в целом ряде работ. Но изменить свою стратегическую позицию на этом ТВД церковь практически не способна. Несколько случаев, когда церковь пыталась оказать влияние на рынок (и, прежде всего, это требования запретить тот или иной товар) убеждают нас, что эти попытки являются крайне редкими и почти не изменяют структуры рынка.
Далеко не все субъекты стратегии имеют свои собственные стратегии. Довольно часто можно наблюдать компанию/регион/государство, которое в своей деятельности опирается лишь на нужды текущего момента и не ставит перед собой задачу изменения своей стратегической позиции. Итак, последняя компонента стратегии — это воля к стратегическому мышлению, готовность использовать свои ресурсы для действий на ТВД.
В большей части экономических стратегий государство, хотя и является субъектом стратегии, не имеет стратегической воли и поэтому используется другими участниками для достижения их целей (к примеру, через лоббирование своих интересов).
Военная стратегия, как и экономическая стратегия, требует волевого усилия некоторых людей для ее претворения в жизнь, поэтому разумным будет рассмотреть устройство управления системами, подвергающимися стратегическому управлению.
Прежде всего, для таких систем характерно выделение управляющей и управляемой подсистем, причем уровень взаимного пересечения этих структур незначителен. Действительно, управленцы и работники на крупном предприятии или государственной структуре редко входят в единую социальную группу. Еще реже между ними есть какие-то иные формы отношений, кроме установленных структурно. А значит решения, которые принимает управляющая система, никогда не оказывает прямого «самодействия».
Здесь, кстати, можно показать еще одно отличие между стратегией и тактикой: в тактической ситуации управляющая и управляемые системы пересекаются. Продавец пончиков управляет прежде всего собой, трейдер на бирже самостоятельно принимает решение о движении находящихся у него акций.
А вот директор предприятия, контролируя работу тысяч сотрудников, может разве что увеличить/уменьшить себе зарплату, да и то, подобные «фокусы» имеют малое отношение к «управлению».
Таким образом, в экономике мы всегда можем указать тот орган, который ответственен за принятие той или иной стратегии. Деятельность управляющего органа, может быть рассмотрена в рамках организационно-деятельностной триады: во-первых, задание стратегических рамок, или же постановка целей/задач деятельности структуры и ограничений на эту деятельность. Во-вторых, планирование, или же решение на способ достижения целей и постановка задач структурам младшего уровня. В-третьих, контроль за проведением плана в действие (в том числе и оперативный отклик на изменившиеся внешние условия). Рассмотрим их отдельно.
Никакая человеческая деятельность не может считаться разумной, если она не имеет ограничений. В иерархической системе управления (такой какой является государственное учреждение или крупная фирма), рамки подразделениям ставят более высшие структуры, сообразуясь со своими нуждами и задачами. К сожалению, иерархическая система принципиально ограничена «сверху», причем «сверху» у такой системы находится структура, ответственная за стратегическое управление.
В рамках военной стратегии выделяют так называемую «большую стратегию», то есть такую деятельность, которая направлена на установление рамок и целей деятельности армии. Типичный пример «большой стратегии» — принятие решения на ведение (не ведение) военных действий, выбор противника, союзников. Эти задачи «включены» в политическую жизнь государства, поэтому есть возможность взять хотя бы часть рамок оттуда.
В экономической же стратегии, субъект управления не всегда может рассчитывать на наличие высшего уровня, с которым можно соотнестись, что усложняет задачу на порядок.
С другой стороны, экономическая деятельность, в отличие от военной, имеет несколько явно заданных характеристик эффективности (к примеру, полученная прибыль в «условных единицах»), которые часто можно помыслить как объективные критерии качества управления. По-видимому, наилучшей иллюстрацией этого тезиса может служить история предприятия Форда.
«Сколько людей уверено, что важнее всего устройство фабрики, сбыт, финансовые средства, деловое руководство, — удивлялся Форд. — Важнее всего самый продукт, и всякое форсирование продукции до того, как продукт усовершенствован, означает трату сил». Форд не признавал никакого управления, кроме целенаправленного движения по пути увеличения объемов производства и снижения издержек. Единственный критерий эффективности управления это норма прибыли, которая вся вкладывается в производство.
Подход Форда нельзя однозначно считать некорректным, ведь множество фирм и компаний пользуются в своей деятельности именно им. Проблема в том, что таким образом поставленная стратегическая рамка на самом деле «убивает» стратегию, вынуждая в каждом конкретном случае искать решение с максимумом прибыли. Именно поэтому прибыль не может быть самоцелью в случае стратегического управления, то есть управления вещами «поважнее, чем деньги».
С другой стороны, требование прибыльности является очень хорошей рамкой для экономической деятельности. В начале 90-х многие компании из IT отрасли США (особенно на рынке интернет-услуг, такие как Yahoo! или Amazon) приняли схему деятельности, при которой прибыльность не являлась критерием успеха, поскольку экспоненциально возраставший объем инвестиций позволял покрыть любые издержки. Результатом стал тяжелейший кризис 1999-2001, когда до трети компаний в этой сфере обанкротилось, еще треть находится на грани ликвидации, а суммарный индекс технологических компаний упал в три раза.
Отсутствие рамки прибыльности характеризует многочисленные «пирамиды» (МММ-подобные образования), открывает путь к стратегии «кадавра профессора Выбегаллы», который «загребет все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет пространство, закуклится и остановит время».
Итак, экономическая деятельность, которая неспособна приносить прибыль, а направлена на вовлечение исключительно внешних ресурсов должна быть отвергнута установлением «рамки прибыльности». В качестве небольшого вывода отметим, что рамка прибыльности влечет за собой так называемую рамку «выживания на следующем ходу». Несложно получить прибыль в текущем году, продав все недвижимое имущество, но только вот на следующий год продавать будет нечего.
Кроме того, существует ряд субъектов экономики, которые могут вырабатывать стратегию, но для которых денежная прибыльность не определена изначально. Это, прежде всего, государственные структуры (но не государственные предприятия), партии и социальные образования. Для них рамка прибыльности должна быть переформулирована как «эффективное функционирование», что означает, в общем, что такие структуры должны производить полезную работу, хотя бы с точки зрения «пользователя».
Мы уже сделали первый шаг к экономическому целеполаганию в предположении, что это целеполагание осуществляется управляющей структурой. Но можно ли делать такое предположение? Что будет, если какая-то компания/учреждение откажется от прерогативы выработки своих целей, но и не поставит прибыльность во главу угла? Как тогда будут выработаны цели и рамки?
Отметим, что не зависимо от преходящих условий, целеполагание у сложных систем будет осуществлено независимо от воли управляющей структуры. Только вместо рационального, возможно отрефлексированного, решения, цели и рамки будут получены нерациональным, случайным методом из трансцендентных установок лиц, обязанных к принятию решения. Зачастую, эти установки заключены всего лишь в личном самообогащении. Цель личного самообогащения владельца фирмы (директора предприятия) ничем не хуже любой другой поставленной перед системой, более того, решить такую задачу системе зачастую проще, чем обеспечить прибыльность.
В конце концов, капитализация любого современного предприятия, компании, государственной структуры на порядки превышает запросы обычного руководителя. То есть при снятии рамки прибыльности, задача личного обогащения банальна. Интересно, когда поставленная задача совместна с рамкой прибыльности. В таком случае обычно решение следует искать на пути получения «сверхприбылей». Дело в том, что при нормальной структуре прибылей, пользователь не может изымать заметную часть прибыли в свою пользу, в противном случае уже на следующем витке экономической машины система окажется в худшем по сравнению с конкурентами положении.
Итак, сверхприбыли в современном мире могут быть получены двумя путями: преступной деятельностью и открытием нового рынка. Второй пункт мы обсудим немного позднее, а вот преступная деятельность является типичным способом решения задачи самообогащения при сохранении рамки прибыльности структуры.
Коррупция и мафия вполне могут описываться как экономические структуры, выбравшие в качестве цели самообогащение. Отметим, что обогащение не влечет за собой непосредственного нарушения законов и обычаев общества, оно лишь способствует возникновению ситуаций, в которых пользователю удобнее нарушать законы.
Отношение к законам и обычаям образуют вторую рамку. Понятно, что государственные институты или крупные корпорации вполне в состоянии оказывать давление на законодателей с целью изменения действующих законов. Но все-таки, принятие общепризнанных «правил игры» будет действительным разделением. Существующий «легендарный» образ мафии включал в себя некоторые «законы мафии», которые не были никем приняты и самозародились, но которым следовало следовать. Нарушение же каралось. Упрощенно, такой же подход можно применить и к нормальным законам.
А теперь вернемся к монополии. Тема монополий и сверхприбылей крайне непроста, особенно учитывая огромные возможности, сосредоточенные в руках монополистов, по «искривлению информационного пространства в свою пользу». Стратегию монополизации мы обсудим в аналитических стратегиях, отметим здесь, что монополия не может быть самоцелью, поскольку монополия всегда ограничена во времени. Это одна из стратегий, причем не идеальная (с учетом эмоционально неоднозначного восприятия монополиста окружающими).
Третья рамка, которую зачастую можно видеть установленной на месте цели, это рамка «развития». Неоднократно мы читаем, что «главная задача: повышение уровня X» (не важно какого именно X, главное повышение). В принципе, как и в двух других случаях, такое целеполагание не является безусловно фатальным, и структура начнет развиваться в указанном направлении. Особенно, если это развитие удачно дополнено монополизацией какого-то сегмента рынка.
Противоположной целью, кстати, является требование безусловного сохранение достигнутого уровня (скажем, «уровня продаж», или доли рынка). Опять же, некоторое время и эту задачу можно решать.
Проблема со всеми динамическими целями только в одном: рост никогда не бывает постоянным, на некотором этапе все возможности роста оказываются подорванными. И тогда нужно либо отказываться отстратегической цели в пользу чего-то еще (а что мешало сделать это заранее, не вкладывая массу усилий на не нужный уже «рост»), либо сталкиваться с кризисом (например, типичная ситуация XIX века — кризис перепроизводства — относится к этой ситуации).
Сохранение же достигнутых успехов есть задача негативная (она поясняет, что именно делать нельзя), причем тормозящая возможности роста. В результате вместо сохранения достигнутых уровней всегда получается медленное сползание в кризис.
В принципе, рамка развития (сохранения) может быть поставлена. Но даже по сравнению с предыдущими рамками она «слабая», зачастую стратегия заставляет отказываться от столь обобщенных категорий в пользу конкретной тактической выгоды.
Итак, структурные рамки могут восприниматься как цели стратегии, но приветствовать такой подход нельзя. Внутри системы других целей не может возникнуть (разве что «поддержание достойного существования пользователя», такая своеобразная социальная гарантия владельцу завода, и то, она есть объединение второй и третьей). Цели стратегии все равно придется выбирать извне экономической системы, возможно административным решением. Возможно, что внешнее давление поставит структуру в такие условия, что выживание из рамки станет целью. Правда, возможны альтернативы целеполаганию.
Последнее время стало модным и полезным приемом выработка «миссии фирмы», то есть системы из общественно-полезной цели существования фирмы, конкретных тактических целей и системы ценностей сотрудников (можно назвать миссию фирмы ее трансценденцией, то есть принятую на веру систему недоказуемых, но полагаемых верными, утверждений). Миссия фирмы есть внешняя данность (она, теоретически, вырабатывается руководством или даже группой привлеченных экспертов), что позволяет избежать ошибки в целеполагании изнутри. Сама по себе идея миссии, однако, снижает тактическую подвижность, и для нужд стратегии разумным было бы оставить только когнитивную составляющую, то есть «проявление новой идентичности» по отношению к фирме.
К примеру, многие в России знают, что ксерокс есть товарный знак компании с тем же названием, но традиционно называют ксероксом любую светокопировальную машину. Что означает, что Ксерокс обладает некоторой идентификацией себя в обществе. В качестве цели существования любого экономического субъекта можно полагать создание такой вот идентичности.
Неприятной особенностью «миссионерского» подхода следует считать его простоту. То есть негибкость. Если структурные рамки при необходимости можно снять (и такое следует делать в кризисе — скажем, отказаться от прибыльности), после чего возвращение в данные рамки становится локальной целью стратегии, то рамки трансценденции снять нельзя.
Построив стратегическое пространство, мы получили возможность рассматривать стратегии как некоторую деятельность, заданную стратегическими рамками и направляемую волей к решению поставленных задач (упрощая, достьижению заданной цели). Это дает нам возможность производить классификацию стратегий и, прежде всего, рассматривать стратегии с позиции субъекта стратегии, планирующего органа.
Стратегия это всегда задача с множеством неизвестных, часть из которых первостепенной важности. Само по себе это увеличивает значимость разведки и аналитики, однако стоит подчеркнуть, что и разведывательная, и аналитическая деятельности никогда не приводят к конструктивному решению поставленных задач, они только создают базис для такого решения.
Само же решение происходит в рамках оперативного управления ресурсами, то есть в виде последовательности действий и контрдействий, расположенных во времени и связанных единством замысла и результата. То есть в рамках «операций».
Классификация операций может происходить по множеству признаков, однако первичным признаком мы полагаем базис аналитичности — неаналитичности. Этот базис возникает из банального противоречия между необходимостью заранее предугадывать и просчитывать все возможные варианты развития событий и неопределенностью начальных данных. Управляющий вынужден делать выбор между ними хотя бы потому, что только исходя из этой категории можно ответить на вопрос о том, отвечает ли выбранная стратегия рамке прибыльности и, даже, рамке выживания.
Если мы встанем на позиции аналитичности, то мы гарантируем выживаемость и, возможно, способны оценить соотношение прибыльности/убыточности наших планов, способны оценить все риски и «сдемпфировать» их. Но при этом наши действия будут не всегда эффективны, планы, предусматривающие многочисленные развилки (если а то, иначе), будут тяжелы для понимания. Неаналитическая стратегия дает более простой алгоритм достижения прибыльности, но не дает гарантии. Риск в неаналитической стратегии всегда не равен нулю, а размер ожидаемого выигрыша зависит от риска.
Еще раз отметим, что мы разделили стратегии на аналитические и неаналитические даже не столько по принципу просчитываемости вариантов или интуитивного управления системой, но прежде всего по отношению к трактовке понятия самосохранения, можно полагать выбор по оси аналитичность/неаналитичность дает калибровочные оценки применению всех остальных рамочных требований. Можно сказать, что граница проходит по категориальной сущности: должны ли суждения быть бинарными (выиграл или проиграл) или «вероятностными» (с такой вероятностью выиграл, с такой — проиграл). Причем понятно, что ответ на этот вопрос каждая управляющая структура все равно должна дать, осознанно или неосознано.
На войне мерилом успешности любой стратегии является бой. Только в бою определяется, насколько хорошо подготовлены войска, сколь высок их боевой дух и сколь грамотным были построенные планы. Бой — это акт измерения, который наглядно демонстрирует все сильные/слабые места стратегии.
Но в экономической стратегии нет места бою. Никакому событию нельзя поставить в соответствие это «максимальное, запредельное напряжение всех сил». Пользуясь военной аналогией, экономика есть беспрестанное маневрирование без столкновения. Тактика увиливающего маневрирования нашла свою уничижительную критику у генералиссимуса Суворова, который полагал, что на войне главное — бой. Однако с середины XX века военная стратегия тоже потеряла акт измерения на поле боя. В связи с появлением ядерного оружия и понимания тотальности разрушений, которое оно производит, сверхдержавы были вынуждены перейти к стратегии сдерживания.
Без акта измерения аналитические стратегии теряют почву существования. Фактически, из всего ряда аналитических стратегий остаются только те, которые изначально были рассчитаны на пассивного противника (или на создания такой ситуации, при которой противник пассивен).
Итак, мы можем рассмотреть стратегии непрямого действия, среди которых выделим: темпы операций (или темподинамические стратегии), геометродинамические и информационные стратегии. Все эти стратегии изначально роднит только факт «отхода» от прямого столкновения с противником в пользу применения действий, направленных на создание ситуаций, когда противник «абстрактно», должен сдаться. Можно обобщить, сказав, что всякая аналитическая стратегия вынуждена искать «рычаг», при помощи которого она «перевернет мир». Причем рычаг в такой стратегии может быть в одном из трех внешних ресурсов: времени, физическом ландшафте или информационном ландшафте.
Наиболее простыми являются информационные стратегии. Формально говоря, почти все техники работы с прессой или рекламой можно определить одной формулой: создание мифа о структуре. Не очень важна степень соответствия мифа реальности, однако важно, чтобы миф не мог быть фальсифицирован (опровергнут) в реальном времени.
К примеру, фраза «наши ученые (вариант — в наших лабораториях) разработали для вас Z» есть типичный миф. Проблема даже не в «наших» (очень часто работа выполняется сторонними конторами на заказ), сколько в «разработали» и «для вас». В современном мире правильно было бы сказать, «приспособили к продаже». Ведь сама необходимость товара для покупателя, который вообще не знал, что у него есть потребность в таком товаре, неочевидна.
Более удобен другой вид экономических информационных стратегий: «брэндование». С военной точки зрения, брэндование есть «захват господствующей высоты», создание информационного образа фирмы, при котором знак начинает оказывать воздействие на информационный ландшафт.
Лучшим примером брэндования будет история Харлея Девидсона. Их мотоцикл, который по современным меркам относится к разряду «доисторических динозавров», неэкономичен и труден в управлении, до сих пор имеет знаковое наполнение «американской мечты».
Отметим далее, что информационное пространство в современном мире «простроено» множеством названий и реклам, которые пытаются навязать покупателю свои индивидуальные мифы. То есть информационные стратегии в экономике это стратегии прямого действия (в терминологии Б. Х. Лиддел Гарта). Со всеми вытекающими трудностями: ресурсоемкостью и неочевидной ценностью полученного результата. Дело может обстоять и так, что реклама создает миф не у покупателя, а у рекламодателя. Последний случай распространен в российской рекламе, очень часто цель рекламы объяснить рекламодателю, «какой он крутой, что его реклама размещена в телевизоре, радио, на бигборде».
Огромная «вязкость» информационного пространства означает, что наиболее успешными будут только очень концентрированные действия, ведь «бог за артиллерию самого большого калибра». Альтернативное решение — концепция «уникального торгового предложения» (продвижение такого свойства продукта, которое не может быть получено из продукции конкурентов) — есть род непрямого действия.
Темподинамические стратегии представлены в экономике так называемыми «стратегиями роста». В учебниках указываются стратегия концентрированного роста и стратегия дифференцированного роста (в зависимости от перевода названия могут варьироваться). Речь всего лишь идет о подходе к способу воздействия на рынок. При концентрированном продвижении усилия прикладываются наиболее предметно, однако при этом создается «нишевая» позиция, уйти с которой сложно. В противовес этому дифференцированный рост (особенно сопряженный с грамотным брэндованием) приводит к созданию образа «ширины» охвата. Первая стратегия, таким образом, хороша для проникновения на рынок, вторая же — для расширения захваченой доли рынка.
Другой темподинамической стратегией является стратегия создания нового рынка. Дело в том, что настоящая монополия в современном «плотном» экономическом пространстве может быть только на том рынке, который ты сам и создал. Что означает, что структура, создавшая новый рынок (фактически, выдумавшая новую потребность), будет иметь существенные преференции.
Характерным примером такой темподинамической стратегии будет стратегия США в 90-х годах XX века. США, обладая колоссальной военной мощью, занялись «управлением кризисами» на внешних рынках, являясь таким образом, государством-монополистом.
Неприятностью всех темповых игр является то, что они не дают настоящего ресурсного выигрыша: они всего лишь позволяют «здесь и сейчас» использовать успехи будущего (кстати, примитивнейшим примером темподинамической операции является взятие кредита на открытие нового дела). Однако, взятые ресурсы еще следует корректно реализовать, чтобы суметь «отдать кредит будущему».
Геометродинамические стратегии в экономике имеют существенно меньший вес, чем в военной стратегии. Вызвано это, прежде всего, отсутствием управления ландшафтными коммуникациями. У фирмы нет способов «блокировать» коммуникации для противников. Таким образом, геометрия пространства может играть лишь вспомогательную роль, исключая случаи инфраструктурных стратегий.
Инфраструктурной стратегией являлась индустриализация СССР. Перестройка формата экономики с аграрного на индустриальный потребовала напряжения всех сил государства, однако результат достигнут: была создана инфраструктура индустриального рывка государства.
Лучшей из инфраструктурных стратегий является паро-инфраструктурная, когда некоторое количество интересов балансируются созданием взаимной инфраструктурности. Такую схему применял Муссолини в фашистской Италии, особенно при прокладке дорог (формально полотно дороги принадлежало одному капиталисту, бензоколонки другому, провода третьему, но для функционирования нужны были они все).
У нас, правда, распространен метод «инфраструктурного шантажа», когда владелец инфраструктуры, например электросети, способен шантажировать остальных отключением этой инфраструктуры.
Стратегии, которые подразумевают риск поражения, известны в экономике очень давно, страховой бизнес появился в XVII веке, существенно раньше математических теорий, которые его научились адекватно описывать. Однако понимание сути хаотических стратегий возникло только после появления «теории взаимного уничтожения» и разработки исследования операций.
Основой наших представлений о рисках является понятие вероятности, как меры встречаемости заданного события в достаточно большой серии испытаний. Следует подчеркнуть, что достаточно большая серия для разных типов испытаний может отличаться довольно сильно. Для бросания монеты вероятность выпадения решки становится статистически достоверной уже в третьем порядке (то есть из 1000 бросков отклонение от 500 будет вполне невелико). Для атомов же газа «достаточно большое» представляет собой число Авогадро.
Следует понимать, что чем сложнее система и чем многообразнее набор факторов, определяющий результат, тем больше должно быть число испытаний, для достижения статистически достоверных результатов. Заметим далее, что вероятностные законы не имеют запретительной силы: даже события с нулевой вероятностью регулярно происходят, событиями же с малой вероятностью являются почти все события в сложных системах. Теория вероятности принципиально не имеет дело с единичными испытаниями, работая только с сериями.
Важным статистическим законом хаотических стратегий является «обобщенный закон сохранения энергии». Закон сохранения энергии гласит, что в изолированной системе количество энергии не изменяется. В применении к системе со множеством вероятных исходов, однако, закон приходится переформулировать как «среднее значение энергии по всем исходам не изменяется». Представим себе, что возможных исходов только два, и в одном из них энергия падает в два раза, а в другом возрастает в полтора (таким образом, величина изменения энергии в обоих случая одинакова, отличаясь только знаком). Тогда мы можем заведомо утверждать, что вероятность каждого исхода ровно 50%, в среднем энергия не изменилась.
Заметим, что обобщенный закон сохранения энергии сразу же «убивает» легенду о том, что страхование «демпфирует» негативные альтернативы развития. Дело в том, что в любой случае, средний результат не может быть изменен, при этом часть полезной работы тратится страховщиком на свою деятельность. Тем не менее, страховая деятельность вполне оправдана: дело в том, что ряд альтернатив всегда «гибельны» для системы, их возникновение приводит к демонтажу части структур и обеднению экономики в целом. Страхование дает выигрыш за счет того, что оно позволяет уменьшить число возникновений/уничтожений экономических субъектов.
Первоначально страховали суда, объекты большой ценности, приносившие сверхприбыли, но и обладающие большой себестоимостью. Понятно, что общее число построенных/уничтоженных кораблей слабо зависело от деятельности страховщиков (как деятельность второго порядка — страховщик требовал соблюдения некоторых норм безопасности, уменьшая потери), но за счет уменьшения числа банкротств увеличивая оборот в экономике.
Таким образом, мы приходим к стратегии риска в экономике: в ситуации, когда существует механизм, ослабляющий самые негативные (и, естественно, самые позитивные) варианты развития, крайне разумным является выбор операций с некоторой степенью риска. Еще раз отметим, что экономическая деятельность происходит не «в абстрактном математическом принципе», поэтому результат однократного риска не может быть точно предсказан.
Может показаться, что страхование рисков нарушает закон сохранения энергии для всей экономики в целом. Но тут следует заметить, страхование предотвращает гибель не только дееспособных экономических субъектов, но и недееспособных. Страхование уменьшает скорость развития системы, что считается умеренной платой.
Альтернативой стратегии риска является стратегия чуда. Дело в том, что в антропных системах теория вероятности всегда наталкивается на препятствие в виде множества неучтенных факторов, которые, хотя и дают почти нулевой вклад в средний результат, способны породить локальные заметные отклонения от средней величины. Речь идет о том, что неучтенные факторы порождают явление, известное как «невероятная серия».
Причина их возникновения заключена в том, что деятельность такого фактора проявляется не равномерно по всему периоду наблюдения, а сконцентрирована на локальном отрезке времени. Это приводит к парадоксальному, но не противоречащему случайной природе, явлению: некоторое событие, воспринимаемое как случайное, происходит только в виде серий (отметим, что случайные события имеют некоторые шансы образовать серию просто в силу своей статической природы).
В результате имеется смешивание серий двух видов — статистических и неопознанных. Это смешение привело к тому, что множество людей до сих пор верит в закон серии, как в статистический закон и очень удивляется, что этот закон не работает при игре в рулетку (в системе игры в казино фактически нет неизвестных факторов).
В теории, очень хотелось бы научится рефлектировать такие неопознанные факторы, которые привели к серии, но в реальном времени это почти никогда не возможно. Стратегия чуда подходит к задаче с другой стороны: она предусматривает мониторинг удачных серий и созданий условий для их возникновения.
Мы разделили стратегии на аналитические и неаналитические по вопросу отношениям базовым правилам игры. Но ведь стратегия есть высшая форма деятельности, которая и устанавливает эти сами правила игры. В принципе, у стратегического управления всегда есть возможность нарушить свои собственные установки.
Заметим, что такой подход крайне опасен: изменение «правил игры» в процессе функционирования сложной системы фактически означает прекращение нормального процесса, и появление не просто неучтенных хаотических факторов, но и даже более неприятных факторов «сопротивления» системы типа сил Ле-Шателье-Брауна.
Стратегии, которые подменяют правила игры мы называем «странными», указывая на их почти полную не изученность. Странные стратегии не изучались военной мыслью, тем более, не представлены они и в литературе экономической.
Наиболее простой формой странной стратегии является подмена критерия «победы». Фош сказал, что в современном бою выигрывает та сторона, которая дольше всех сможет не признать себя побежденной. Фирма остается прибыльной пока она может делать вид, что она прибыльна. История с скандальным делом Энрона вполне показательна: в системе американских экономических отношений подмена настоящей прибыльности фиктивной может продолжаться весьма длительное время.
Более сложной формой странных стратегий является изменение своей позиции в отношении противников/союзников. В военной стратегии такие примеры военной дипломатии встречаются (при этом неуспешных примеров больше, чем успешных), но найти подобные действия в экономической стратегии не удается.
Вообще, странные стратегии следует рекомендовать только в случае, когда в ситуации нет ни шансов на победу, ни воли к победе — и нельзя воспользоваться ни аналитическими, ни хаотическими стратегиями.
Нами были рассмотрены стратегии в экономике с позиции военных стратегий. Подобный подход позволил нам расклассифицировать уровни стратегии и сами стратегии, ввести понятие операции и корректно указать субъекта стратегии.
Мы показали, что экономические и военные стратегии очень похожи с точностью до замены топографического пространства на информационное пространство в ландшафте, однако указали и на отличия.
В целом же, «все это обеспечивает воителю победу; однако наперед преподать ничего нельзя».
© 2000 Р.А. Исмаилов