Р.А. Исмаилов

Неэвклидова арифметика бесконечности.

Созданная волей великого Бисмарка Германия породила в информационном пространстве Европы своеобразный "немецкий" стиль мышления и поведения. Мы знаем, что немцы отличаются пунктуальностью, работоспособностью и дотошностью. Мы привыкли к тому, что немецкие ученые на рубеже XIX-XX века стали играть первую скрипку в передовых исследованиях, как в области физики и химики, так и в гуманитарных науках. Следует отметить, что вся современная наука строится на математическом аппарате, окончательно зафиксированным в работах именно немецких теоретиков.

Мы привыкли связывать недолгий (меньше чем столетний) расцвет немецкой науки с "цивилизационым приоритетом", полученным этой страной в войнах XIX века и утраченным в ходе Мировых войн. Давайте ненадолго остановимся на последнем утверждении и поймем, что оно содержит внутреннее противоречие. Цивилизационный приоритет был утрачен наиболее успешной в военном отношении страной в ходе войны? Мы ведь помним, что сражение есть всего лишь мера измерения силы противников, есть тот самый "эксперимент", который показывает реальное положение дел. Не означает ли проигрыш войны, что Германия потеряла свой цивилизационный приоритет немного раньше, только из-за инертности мышления, это не было замечено и не было понято?

А может быть все-таки было?

Дневник человека чем-то схож с записями физика-экспериментатора: он многословен при описании незначительных подробностей и удручающе неполон в момент, когда описываемые события становятся действительно важными. К сожалению, человек редко когда может одновременно действовать и занимать внешнюю позицию по отношению к своим действиям, в результате наиболее интересные с точки зрения анализа моменты "выпадают" из поля зрения наблюдателя, расположенного в будущем от события. В результате у историка складывается впечатление, что содержательная деятельность сведена к выполнению простых, формальных операций.

Так получается, что деятельность начальника Генерального штаба оказывается сведенной к роли технического администратора в крупной фирме, ответственность которого минимальна, а участие в событиях незначительно. Вот мы читаем в дневнике начальника Генерального штаба необычайно интересные подробности о материально-техническом снабжении, чуть ли не узнаем число портянок на складах перед началом операции. Мы узнаем порядок заседаний и совещаний, посвященных выработки новых планов наступлений. Мы знаем, кто и когда получал представления к награде или шел на повышение/понижение.

Только вот вся эта информация представляет интерес только как подтверждение архивных материалов, в целом же это - белый шум. Его изучение представляет узкоспециальный интерес и долгое время считалось, что этот шум не несет в себе никакой другой полезной нагрузки. Но может быть это только убеждение? Ведь "белый шум" сам по себе может нести некоторую неосознаваемую информацию о периодизации и самой специфики работы, создавать нужное настроение и содержать внутренние намеки на системность организации работы?

Может быть в этом неторопливом ритме рутинной работы и есть то самое зерно немецкой школы военной мысли, которое сначала дало бурные всходы, но затем уничтожило само себя и нынче утеряно? Медленно и методично принимались решения, о которых нельзя сказать, что они были лучшими или безусловно верными. Но они были продуманными и посему вполне осуществимыми. Даже самая безумная фантазия в устах Начальника генерального штаба приобретала вид несложной задачи из теории графов или оптимизации ресурсов.

Великое искусство упрощение характеризует всю немецкую мысль XIX-XX века, искусство, нынче утерянное полностью. А ведь казалось так просто отбросить все лишнее, оставив лишь значимые факторы, на базе полученного знания построить красивейшую теорию с огромной предсказательной силой, а затем пользоваться результатами - лишь изредка корректируя развитие в строгом соответствии с "планом, заранее разработанным и утвержденным".

Разве не так же построена современная наука и современная политика? Вот только великий Мольтке сказал, что "только профан может думать, что операция может развиваться по плану дальше первого столкновения с противником". А противником немецкой школы стала "проклятие неаналитических систем".

Привычка к простым, почти всюду аналитическим системам (и огромная польза, которую эти системы приносят) породила у немцев веру в том, что "бог знает только диференцируемые функции), что мир прежде всего априорно постижим.

А мир ровно такой, какой его делают люди. Первая Мировая война стала "кошмаром аналитичности", тупиком, из которого нет выхода. Не стоит удивляться тому, что в следующую мировую войну веры в силу "заранее разработанных планов" уже не осталось и командиры на местах сплошь и рядом начинали проявлять незапланированную инициативу, а противник оказывался неизмеримо сильнее (слабее), чем предполагалось.

В принципе, следовало отказаться от убеждения, что война идет по-старому, начать планировать операции с учетом возросшей инициативности командиров (что в условиях доверия солдат приводило к положительным, зачастую великолепным результатом), но традиции Штаба оказались сильнее новых веяний, двукратная замена начаштаба, перемещение сотрудников с командных на штабные должности способствовали только усилению этих веяний.

В результате работа, которую штаб был обучен выполнять (снабжение, связь и организация) проходила на хорошо-отлично. А вот с планированием случались казусы. Как, скажете вы - с планированием, с той инновацией, которую немцы привнесли в военное дело? Да, именно так. Немцы настолько привыкли полагаться на качество своего планирования, что неосознанно стали "накачивать" в него все новые и новые смыслы. Задачи планирующего органа через некоторое время превзошли его возможности по их разрешению - произошел кризис бедности. Изобретя одну инновацию, немцы не смогли предложить следующей, не смогли организовать информационной революции.

Немецкий стиль мышления никуда не делся с окончанием Мировых войн, не пропал. Но дальнейшее его развитие было возможным только в случае усиления информационных каналов, уменьшения времени обработки и принятия решения. То есть немецкая история, это история информационной революции. Советская коммунистическая и американская экономические истории долгое время скрывали наличие еще одной, поглощенной ветви развития, американская даже смогла использовать ее для своей победы. Но сейчас Германия становится опять сверхдержавой. Не означает ли это, что Германия потребует для себя свою историю?

[наверх]

© 2000 Р.А. Исмаилов