|
К рубрикатору "Эссе и статьи Переслегина" |
Продолжение статьи " Конструируем цивилизацию ".
Следующие два параграфа посвящены четырем взаимосвязанным проектам, осуществление которых необходимо для реализации любого из вариантов Живого Будущего. Их рабочие названия "Гуттенберг", "Западный Шаолинь", "Школа на Камеррое", "Модернизация поколения". Эти проекты вполне отвечают сегодняшнему уровню технологического, финансового и промышленного развития России, тем не менее, их осуществление заметно изменит мир существующий.
Фундаментальные изменения в науке, в экономике, в общественной жизни неизменно приводят к сосуществованию в изучаемой системе структур, отвечающих разным временам. Эта ситуация остро- конфликтна, как правило, она разрешается таким образом, что "старая" структура становится частью "новой" - в том или ином понятийном пространстве. Структурная инновация является составной частью любой революции - будь то реформа в школьном образовании, охране памятников или строительстве военно-морского флота 1 .
В приложении к "пилотным" проектам Живого Будущего это означает, вопросы сугубо административные (штатные расписания, основополагающие документы, формы отчетности) должны рассматриваться наряду с научными и политическими. (Заметим, что последние первичны по отношению к финансовым и производственным проблемам).
Речь идет, в частности, о том, что Олимпийские Игры немыслимы без иерархической структуры Олимпийских комитетов и соответствующей документации, регламентирующей взаимоотношения этих комитетов с национальными правительствами, финансовыми кругами, международными организациями. Создание атомной энергетики в СССР подразумевало организацию МИНАТОММАША; уничтожение вируса оспы потребовало учреждения Всемирной Организации Здравоохранения, а затем ряда специальных органов при этой административной структуре.
Далее, всякая деятельность - в силу того, что она является деятельностью - задевает чьи-то интересы. Построение Живого Будущего или каких-то отдельных его элементов в рамках Текущей Реальности приводит к столкновению интересов уже в силу конечности общественного "пирога": ресурсы (финансовые, научные, кадровые, производственные), выделенные на "новые" структуры, сокращают возможности структур "старых". При всей важности "конфликта интересов" он, однако, имеет меньшее значение, нежели "конфликт идеалов". Сплошь и рядом против инновации и в защиту традиций выступают люди, которые только выиграли бы от предлагаемых изменений. Эту характерную особенность людей нельзя недооценивать, тем более, что их действия неизменно одобряются Государством, как Исполнительной властью, и Правом, как властью судебной.
Отсюда вытекает прямая необходимость реформы права, причем речь идет не о тех или иных положениях Кодекса, но о самих принципах, положенных в основу этого Кодекса. Законы, существовавшие до сих пор (не исключая и самых р-р-революционных) устремлены в глубокое прошлое. Хотелось бы потребовать от них если не прямой поддержки Живого Будущего, то хотя бы подчеркнутого нейтралитета в конфликте нового и старого.
Изменение юридической системы неотделимо от глубоких преобразований в структуре мышления людей, а, следовательно, в науке, культуре, образовании. Речь идет о явлении, которое мы называем метаэволюцией: на наших глазах наука преобразуется в метанауку, образование в метаобразование, государство в метагосударство. "Отслеживая" эти фундаментальные социальные изменения "пространственно-ориентированное" Право Текущей Реальности преобразуется во "время-ориентированное" Метаправо Живого Будущего.
Как утверждал герой А.Азимова психоисторик Харри Сэлдон "конечно, живя здесь никто из нас ничего подобного не заметит, но через 500 лет обязательно найдется историк, который ткнет пальцем в дату и сообщит, что именно в этот момент и начался Распад Галактической Империи".
Нечто подобное легко может произойти и у нас, здесь и теперь.
Четвертый и пятый параграфы "Законов двенадцати таблиц" рассматривают три основополагающих "пилотных" проекта: "Гутенберг", "Западный Шаолинь" и "Школа на Камерое", - в метаэволюционном контексте.
Уже отмечалось, что Текущая Реальность весьма устойчива. В качестве механизмов, призванных продлить ее существование "из вечности в вечность", она использует любые структуры и структурочки, созданные человечеством, лишь бы те допускали информационное замыкание, то есть - не использовали бы для своего метаболизма энергию Живого Будущего.
К "принципиально гомеостатическим" структурам, прежде всего, относятся Государство, Право, Церковь и Школа, какое бы название они не носили бы в данном обществе 2 . Причем, речь идет не о каких-то "вырожденных" формах, означенных прилагательными типа "исламское", "шариатское", "католическая", "классическая": элементы "замыкания" на Настоящее Время и Текущую Реальность определены самим целеполаганием перечисленных социальных институтов.
Однако, глубина отрицательной обратной связи по развитию в каждом случае своя. Из государственных систем наихудшими динамическими характеристиками обладает демократия, для которой, возможно, не существует никаких имманентно присущих ей социальных процессов, кроме релаксационных. "Революционные" и "постреволюционные" режимы более "прогрессивны", причем, темпы изменений в системе тем выше, чем к более сильному социальному "перемешиванию" привела революция. Правда, вектор движения подобных режимов непредсказуем, и чаще он направлен в Абсолютное Прошлое, нежели в Живое Будущее 3 . Кроме того, такие государственные системы тяготеют к тоталитарности или псевдототалитарности, сопровождаются низким качеством жизни (часто, даже отрицательным) и высокой смертностью как от естественных, так и от неестественных причин.
Хотелось бы построить некий аналог "самолета с изменяемой стреловидностью крыла" - государственное образование с переменным коэффициентом обратной связи между управляемой и управляющей подсистемами. К сожалению, подобная структура (примером которой может служить так называемая "социалистическая демократия") является принципиально неустойчивой: какое-то время она существует в откровенно тоталитарной форме, после чего скачкообразно сменяется "обыденной демократией", и из этого состояния уже не выходит.
По-видимому, поиск "идеальной" государственной системы представляет собой аналог задачи о квадратуре круга. Невозможно одновременно обеспечивать статический гомеостаз (а это - целеполагающая функция управления) и динамическое развитие (а это тоже целеполагающая функция управления, хотя оно об этом и не знает). Это следует из принципа аспектной неопределенности. Мир "сейчас и здесь" таков, что некое абстрактное "большинство" считает единственно приемлемой государственной моделью демократию (и, более того, классическую демократию американского образца). Как ни жаль, но с этим необходимо считаться, тем более что самопроизвольно демократические режимы не разрушаются, а насильственное их уничтожение представляет собой игру в орлянку на многие тысячи жизней, включая собственную. С другой стороны, нет худа без добра: конструируя будущую Российскую Империю, мы, по крайней мере, можем забыть о проблемах, связанных с поддержанием статической устойчивости и текущего качества жизни.
Важно понять, что релаксационные процессы демократического управления, направлены, отнюдь, не к прошлому (хотя бы и самому недавнему), но всегда - к настоящему. Иными словами, если настоящее не определено, либо если настоящее варьируется с большей частотой, нежели характерные частоты работы механизма релаксации, государство, даже самое демократическое, перестает выполнять функции отрицательной обратной связи по развитию. Отсюда вытекает, что конструирование будущего подразумевает варьирование Текущей Реальности.
Эта задача не может быть решена разрушением существующих структур. Еще раз подчеркнем: прошлое всегда проще будущего. Вектор развития направлен от простого к сложному. Всякое разрушение упрощает систему и отбрасывает ее в Абсолютное Прошлое.
Любые операции над Текущей Реальностью подразумевают создание новых структур, или, что обычно проще - переход от структуры к метаструктуре, то есть - последовательное применение метаоператора.
Особенности современной метаэволюции легко понять, обратившись к крупномасштабной структуре истории.
Ни одно исследование, посвященное Реальному Будущему, не обходится без экскурса в эпоху перехода от присваивающего хозяйства к производящему. Для человечества в целом это событие, известное как "неолитическая революция", растянулось на тысячелетия, но для каждого отдельного племени оно носило характер скачка, едва ли не мгновенного. За характерное время порядка единиц поколений претерпевали катастрофические изменения практически все динамические параметры, описывающие социум.
Народонаселение (как в масштабе локального племени, так и на уровне биологического вида в целом) перестало подчиняться уравнениям Вольтерра-Локки с их колебательными решениями и уверенно вышло на экспоненту. Средняя продолжительность жизни скачком возросла с 20 до 40 лет, одновременно упала младенческая смертность. Впервые отступил призрак голодной смерти: с начала неолита общество могло обеспечить всех своих членов необходимым минимумом еды (и лишь в редких случаях этого не делало: человек поистине стал царем природы и обрел права, которые считались прерогативой божеств). Прибавочный продукт, который ранее мало отличался от нуля - выживание отнимало почти все силы и почти все время - поднялся до уровня 20 - 25%, что быстро привело к созданию цивилизации. Следует, однако, подчеркнуть, что собственно переход к цивилизации - появление первых государств в долинах Нила, Тигра, Евфрата, Ганга, Хуанхэ - не сопровождался столь ярко выраженным структурным кризисом.
В сущности, калорийности рационов неолитического человека и "среднего" жителя цивилизованной Античности или Средневековья практически не различались. Качество жизни на грани неолита и энеолита было, пожалуй, даже выше (в связи со значительно меньшим уровнем прямых и косвенных поборов). Совпадали характерные темпы перемещения материи/информации/людей, которые определялась скоростью лошади/парусного судна. Не изменилась с переходом к цивилизации и удельная энергетика.
Конечно, кое-какое развитие происходило и в "межреволюционный период". Расцвет цивилизации привел к увеличению информационной насыщенности жизни. Совершенствовались конструкционные материалы. Создавались объекты культуры, совершенствовалось производство. Усложнялись организационные структуры Прогресс, однако, носил "ламинарный" характер и не сопровождался заметными бифуркациями 4 .
"Неолитическая революция" сформировала первый или религиозный тип цивилизованного мышления. Для такого мышления характерно разделение мира на предметный и абстрактный\интуитивный планы, управляющиеся различными законами. Мышление по форме и целеполаганию духовно-экстатическое, по содержанию же - логическое. Однако, население зачастую легко решало проблему перехода между мифом и реальностью у себя в голове через простое убеждение "На Аллаха надейся, а верблюда привязывай!"
Следующая великая революция сопровождалась резким ростом удельного потребления цивилизацией вещества и энергии. Характерные скорости выросли с десятков до десятков тысяч километров в сутки. Продолжительность жизни увеличилась до 80 лет; что касается младенческой смертности, то общество научилось сохранять жизнь даже биологически обреченным детям. Наконец, массовые эпидемии утратили роль стихийного биологического регулятора: анализ глобальной демографической статистики 5 перестал содержать значимые колебательные моды. Прибавочный продукт, "подумав", подскочил к 70 - 90%.
"Промышленная революция" породила второй или научный тип цивилизованного мышления. Это мышление подразумевало целостность и материальность мира, рассматривало опыт в качестве единственного критерия истины, и опиралось, прежде всего, на логику. С точки зрения восьмиконтурной модели психики оно было в известном смысле шагом назад, поскольку предусматривало гипертрофированный импринт лишь одного - семантического - уровня психики .
Разумеется, дегенерация мышления при общем усложнении жизни и увеличении характерных частот социальных процессов была "запрещена" законами структуродинамики. "Промышленная революция" сопровождалась не упрощением индивидуального психического мира, но стратификацией (выделением уровней) коллективной психики. Прежде всего, подавляющее большинство людей продолжало мыслить неолитически . Школа, общественное значение которой в этот период заметно возросло, лишь накладывала на общий феодальный или дофеодальный стиль мышления некоторые семантические конструкции, упрощающие использование данного человека в промышленном производстве.
"Человек индустриальный" искренне полагал себя цивилизованным, а свое мышление научным. Однако "остроумные" эксперименты, поставленные на эту тему в России, Германии, Китае, Корее убедительно показали наличие в психике "толпы" ярко выраженной религиозно-экстатической составляющей.
Что касается "элиты", то она разбилась на три фракции, причем во всех случаях господствующим оставался семантический уровень психики. Единое познание мира отныне существовало в одной из трех форм - науки (объективное познание), искусства (субъективное познание), веры (трансцендентное познание). По мере развертывания промышленной революции мышление смещалось в сторону объективности (примат искусства, как способа познания, был характерен для Возрождения, вера господствовала в эпоху Реформации, наконец, наука взошла на престол в век Философии и остается там до сих пор).
Во второй половине XX столетия начался еще один крупномасштабный сдвиг цивилизационных возможностей. На сей раз "материальные" и "энергетические" технологии не претерпели никаких скачков (характерные скорости даже несколько упали), зато возросли на несколько порядков способности человека и человечества производить, перерабатывать, передавать и усваивать информацию. Большинство исследователей видят в этом процессе аналог "неолитической" и "промышленной" революций. Если это и в самом деле так, мы должны прогнозировать "на ближайшие десятилетия" увеличение продолжительности жизни до 160 лет и неограниченное приближение прибавочного продукта к единице (что по сути своей означает переход от материального к информационному производству). Традиции великих революций требуют, чтобы был ликвидирован хотя бы один социально значимый класс болезней (наиболее подходящий, совершенно беззащитный "кандидат" - сердечно-сосудистые заболевания).
"Информационная" революция имеет на сегодняшний день три основных вектора развития:
- собственно компьютерные и сетевые технологии, средства связи, системы автоматического управления, автоматические переводчики;
- информационные и магические технологии - создание/уничтожение/управление информационными объектами, в том числе - динамическими (кодонами, сюжетами и пр.);
- генная инженерия, работа с наследственной информацией.
Возможности и результаты информационной революции, основные черты грядущего цивилизационного кризиса, преодолев который система "человечество" потеряет свойство аналитичности, пока не будут нас интересовать. Заметим лишь, что каждый бифуркационный скачок с неизбежностью меняет господствующую парадигму мышления. То есть, если для обслуживания индустриального общества было востребовано научное мышление, то постиндустриальному должно отвечать постнаучное - не так ли? Речь идет, прежде всего, об отказе от примата третьего, семантического, контура.
Подобные изменения могут носить болезненный характер. По своему содержанию они глубже, нежели разрушение религиозно-экстатической парадигмы, произошедшее в Высоком Средневековье. Между тем, последний процесс породил столь непривлекательные последствия, как Возрождение и Реформацию. Хотелось бы найти более адекватные социально-психологические решения.
Заметим здесь, что биологическое (дочеловеческое) мышление строится на бинарном противоречии первого уилсоновского контура: "больно"/"приятно". Мышление неолитическое также имеет бинарный фундамент: "можно"/"нельзя". В процессе исторического развития это противоречие приняло сначала форму "хорошо"/"плохо", а затем перешло в абстрактную стадию "добро"/"зло". Научный тип мышления основывается на логике Аристотеля, и его базисное противоречие выглядит как "истинно"/"ложно". Гипертрофированный импринт третьего контура заменяет на "истинно"/"ложно" не только противоречие "добро"/"зло", но даже конструкт "больно"/"приятно". Огромное количество "медицинских" и "управленческих" анекдотов связано именно с такой "подменой противоречия".
Между прочим, противоречие "истинно"/"ложно" - не единственное, на котором можно "строить науку". Р.Исмаиловым была создана исключительно интересная социальная модель, основанная на использовании в качестве базовой не-Аристотелевской дилеммы "очевидно"/"неочевидно" . Соответствующая наука носит даже более эмпирический характер, нежели привычная нам; причем она лучше соотносится с религиозным мышлением неолита. Можно пожалеть, что ни одна из человеческих цивилизаций не приняла базисное противоречие "красиво"/"безобразно".
С системной точки зрения различия между системами с произвольными бинарными базисами несущественны. Однако, способность по своему выбору переходить от "логики истинности" к "логике очевидности", а от нее - к "красоте" или "добру" заметно расширяет индивидуальное пространство решений. Потому подобные упражнения (при всей их примитивности) полезны для совершенствования индивидуального тоннеля реальности.
Задача, однако, приобретает интерес, когда мы переходим к рассмотрению всех возможных базисных противоречий. Каждому из них отвечает своя этика, своя эстетика, своя логика, своя наука и в общем случае - своя технология. Исследование всех базисных противоречий и соответствующих им оболочек (прежде всего, нахождение инвариантов: утверждений, не меняющихся при замене базисного противоречия) представляет собой одну из важных цивилизационных задач. Пока заметим лишь, что сдвиг в пространстве базисов представляет собой одну из операций над логикой (наукой технологией и т.д.). Иными словами, построенные нами объекты являют собой результат применения к соответствующим системам простейшего метаоператора.
Мы обрисовали возможный путь "расширения" научного "тоннеля реальности" в сторону постнаучного. Заметим, однако, что мышление, включающее в себя любое конечное число бинарных противоречий, остается по своей структуре "современным", то есть - "индустриальным".
Ситуацию меняет переход к бесконечной совокупности базисных противоречий, либо - переход к небинарным структурам. Первая возможность ясна - по крайней мере, идейно. Вторая связана с одной из наиболее сложных семантических задач, сравнимой со знаменитой математической проблемой "множества всех множеств".
Может быть показано, что существует противоречие, имеющее более двух сторон и не распадающееся на любое конечное множество бинарных противоречий, однако, это доказательство носит неконструктивный характер. Возможно, законы диалектики (равно как и законы структуродинамики) представляют собой попытку описать небинарное, тройственное, противоречие, предпринятую с заведомо негодными психо-семантическими средствами.
Если "конечное состояние" постнаучного способа мышления все еще представляется нам достаточно туманным, то вектор движения вполне понятен, и ближайшие задачи могут быть четко обрисованы и с большей или меньшей затратой сил разрешены.
Суть метаэволюции состоит в последовательном переводе таких систем, как государство, право, школа, церковь, наука, экономика на все более высокие метауровни. Иными словами, не имея возможности сразу перейти к пространству всех возможных преобразований науки, мы хотим выполнить эту операцию в пошаговом режиме и применить к системе хотя бы некоторые метаоператоры. В рамках проекта "Будущее" рассматриваются простейшие обобщения науки, права и образования, характерные для переходного этапа, когда мышление приобрело лишь некоторые черты постнаучного: импринтирован пятый или нейросоматический контур, наблюдаются признаки импринта шестого, нейрогенетического, контура, в то время как высшие контура еще не проявлены надлежащим образом.
Метанаука, как представление постнаучного мышления.
Переход от науки к метанауке включает следующие очевидные шаги:
А) Структурные игры.
Произвольная научная дисциплина рассматривается как структурный объект с предсказуемой динамикой. Мы полагаем, что развитие всех частных наук подчинено одним и тем же системным законам, поэтому аут-состояние, скажем, медиевистики или энтомологии может быть получено из сегодняшнего ин-состояния применением операторов развития, уже известных в иных, более продвинутых науках. (Речь идет, прежде всего, о дисциплинах физико-математического цикла ).
Эта методология - при всей ее простоте и механистичности - позволяет исправить все субъективные и/или исторические отклонения от "правильного" развития. Опыт авторов с абрисом метаистории показал, что при сравнительном анализе структур различных научных дисциплин можно найти немало осмысленных закономерностей и даже законов, "пропущенных" исследователями. В некоторых областях познания может идти речь даже о "потерянных науках" .
"Структурные игры" предпринимаются уже сейчас - и даже в недрах официальной науки. Это, прежде всего, применение методологии точных наук в психологии, истории, экономике. Затем - противоположная тенденция, известная как "гуманизация" естественных наук. На самом деле, ни о "гуманизации", ни о "естественно-научном подходе" речь не идет. Происходит лишь медленный (поскольку он искусственно тормозится ссылками на некую выдуманную "специфику") обмен методологическими приемами.
Б) Стратегические "игры".
В известном смысле речь, идет об управлении развитием науки . Стратегические "игры" построены на идеологии ТРИЗа. Предлагается заменить "метод проб и ошибок", господствующий в научном познании под видом "чистой науки" или "исследования ради исследования", и заменить его типичными приемами штабной работы, то есть - операциями над противоречиями.
Разделим научные задачи на три категории. Решение одних приводит к лавинообразному созданию новых смыслов. Другие - лишь дают возможность взглянуть по-новому на одну из важных, но Недоступных проблем. Третьи, даже будучи решены, не дают ни науке, ни человечеству ничего, кроме очередной статьи в специализированном издании .
Официальная наука рьяно защищает подобные "вообще исследования", доказывая, что иногда и они "вдруг" порождают значительные результаты. В принципе, так оно и есть. Раз уж в стране есть золото, то начинать копать можно в любом месте - рано или поздно до него доберешься.
Возразим, однако, что "пропущенные решения" можно найти методологией структурных игр либо получить в качестве "процентов" с одного из "ливней открытий". Все-таки, золото надо искать в золотоносных провинциях…
Итак, речь идет о применении к познанию основных принципов военного искусства. Следует четко выделить цели, исследовать "позицию", уяснить ее критические точки и линии связности, неравномерно распределить базовые ресурсы, игнорируя одни проблемы и добиваясь обязательного решения других. Как и положено при разумной стратегии, результат достигается наиболее экономичным образом, причем широко используются возможности, вытекающие из парадигмы дружественности Вселенной.
В). Семантические "игры".
Научное исследование рассматривается как перевод.
Во главу угла ставится вопрос об адекватности языка, описывающего проблему, самой проблеме. Оказывается, что во многих практически важных случаях решение задачи сводится к ее переформулированию в иных терминах или семантических структурах .
Важным частным случаем семантических "игр" является "упрощение науки", то есть, отказ от искусственных языковых конструкций, призванных скрыть незнание.
Г). Нейрогенетические "игры".
Здесь определяются цели, лежащие за пределами возможностей "параллелиризмов", "ТРИЗовского подхода" и "применения системных операторов". Концентрируя усилия, мы добиваемся достижения этих целей. Раз они не могли быть достигнуты комбинацией старых методов, следовательно, появился новый прием, новый инструмент познания. Немедленно "переводим" его на метауровень, то есть - обобщаем изобретенный метод на метанауку. (Грубо говоря, переписываем и подход, и результат в абстрактной, метафорической форме). Применяем вновь построенный метаоператор к максимально широкому кругу задач.
(То есть, если Ойре-Ойре удается решить "великую проблему Ауэоса", построив новый раздел "математической магии", использование изобретенных приемов и проективного метаоператора с неизбежностью приведет к возникновению отражения "метода Ойры-Ойры" в физике высоких энергий, структурной лингвистике, ботанике и т.д.)
Суммируя вышеизложенное заметим, что речь все время шла об интенсификации науки, о формальном использовании ею не только интуитивных озарений пятого контура (что на самом деле делается давно), но и системных механизмов контура шестого, начиненного среди всего "нужного и прогрессивного" для работы еще и конструктами коллективного бессознательного. И архетипические структуры (боги, богини и демоны, и самый хаос) начинают "работать" на науку.
На этом пути, однако, придется отказаться от многого привычного и обязательного для так называемой исследовательской работы.
Так, исчезает явное различие между наукой и паранаукой: и та, и другая рассматривается, как совокупность механизмов, служащих познанию истины.
В значительной мере стираются различия в триаде - искусство - наука - вера. (Речь, конечно, идет о перспективном построении из этих трех сущностей небинарного противоречия. Возможно, в пространстве мышления "граница" между верой, наукой и искусством приобретает фрактальный характер?)
Наука разом теряет индустриальный характер; центр тяжести исследования вновь смещается от больших коллективов к отдельным исследователям или малым группам.
Хотелось бы подчеркнуть, что постиндустриальное мышление, разумеется, никоим образом не сводится к метанауке, хотя и подразумевает использование метаоператора . Тем не менее, разговор о метанауке полезен, поскольку позволяет построить работающее Представление Живого Будущего и прийти к пониманию неочевидности некоторых общепризнанных утверждений.
Не только "война", как полагал Наполеон, но и "цивилизация" - это коммуникации. Великие революции, о которых мы говорили выше, сопровождались созданием принципиально новых транспортных сетей. Всякий раз речь шла о задачах поистине планетарного размаха, о труде, прямо или косвенно вовлекающем в свою орбиту все человечество.
"Неолитическая революция" привела к созданию собственно транспорта, к строительству речных и прибрежных судов, к прокладыванию первых троп, а затем и дорог, соединяющих крупнейшие поселения. По мере перехода к цивилизации значение обмена возрастало; сначала Крит, затем Финикия, наконец, Греция построила систему Средиземноморской торговли, охватывающей всю тогдашнюю Ойкумену. Римская Империя стала формой политической организации такой системе (в наших обозначениях - ее Представлением), и не случайно римские дороги остались единственным чудом светом, которое не только уцелело со времен античности, но и используется по своему прямому назначению.
Развитое постнеолитическое человечество - это деревни, города и связывающие их морские и сухопутные пути, по которым перемещается зерно - кровь доиндустриальной экономики.
"Промышленная революция" поставила неизмеримо более сложную задачу, тем более, что на решение ее было выделено лишь столетие: создание общемировой сети железных дорог на суше и угольных (позднее, нефтяных) станций на морских побережьях. Позднее возникла необходимость в глобальной электрификации; уже в наше время начала стремительно расти сеть аэродромов.
Индустриальная эпоха представляет собой мир высокой связности по веществу/энергии. Кровью современной экономики является нефть, уголь, металлический прокат.
Понятно, что "информационная революция" и переход к постиндустриальному миру подразумевает появление своих, особых информационных коммуникаций. Простейшие из них начали создаваться еще в прошлом веке, когда были проложены первые телеграфные кабели, замененные потом телефонными линиями. Двадцатое столетие характеризовалось переходом к беспроводным информационным сетям, адекватной формой политической организации которых оказались тоталитарные режимы.
Пока что речь шла о прогрессе средств связи, но, отнюдь, не средств работы с информацией. Лишь возникновение Интернета (и иных компьютерных сетей) скачкообразно повысило связность цивилизации, предоставив возможность в реальном времени обмениваться информацией любого содержания. Роль Интернета в современном мире не нуждается в обсуждении. На сегодняшний день данная Сеть - едва ли не единственное общеизвестное Представление постиндустриальной цивилизации.
Увеличение на два - три порядка скорости информационного обмена должно было привести к соответствующему (по крайней мере, логарифмическому) росту интенсивности познания. Этого, однако, не наблюдается. Напротив, десятилетия "взрывной компьютеризации и интернетизации" мира сопровождались замедлением темпов развития и снижением характерных рабочих частот человечества . Тем самым приходится сделать вывод, что с "эволюцией компьютерных сетей" в современном мире не все обстоит так благополучно, как кажется.
Задачей проекта "Гутенберг" является создание условий для резкой интенсификации творческого труда. Речь идет о переводе в электронную форму всей информации, ныне хранящейся на бумажных носителях. Доступ к ней должна обеспечивать специальным образом организованная сеть, обладающая свойством информационной сверхпроводимости. Такая сеть программно будет являться "надстройкой" на уже существующей "всемирной паутине".
Кажется, что в этом проекте нет ничего принципиально нового. Действительно, США уже несколько лет назад создали фундаментальные компьютерные библиотеки, аналогичная работа ведется и в ряде других стран, в том числе и в России. Огромные объемы информации циркулируют по существующему, дружественному к пользователю, сравнительно дешевому и сверхнадежному Интернету . Но приходится еще раз повторить, что американский "Гутенберг" не повлек за собой структурной перестройки науки и образования, не говоря уже об экономике. Другими словами, что-то было сделано либо "не так", либо "не в том объеме".
Начнем все-таки, с самого простого - с технических проблем, некоторые из которых, кстати, американцы успешно и даже без особого труда решили. Создание глобальной системы доступа к информации может начаться со следующих простых шагов:
1. Все без исключения научные и технические периодические издания переводятся в электронную форму, с некоторого фиксированного момента распространение их в бумажной форме запрещается ;
2. При фундаментальных библиотеках, Архивах, университетах, научных и культурных центрах создаются и подключаются к Интернету компьютерные сервера, рассчитанные на хранение и обработку огромных информационных массивов;
3. При школах, домах и дворцах культуры, местных библиотеках организуется свободный доступ к сети Интернет;
4. Возобновляется действие "закона об обязательном экземпляре" , причем оговаривается электронная форма такого экземпляра;
5. Уже существующие в фундаментальных библиотеках и Архивах "единицы хранения" преобразуются в электронную форму, причем принимаются меры к тому, чтобы избежать дублирования работы и "повторного счета" информации;
6. Создается программное обеспечение, соответствующее главной задаче проекта - снижению до нуля и отрицательных значений информационного сопротивления Гутенберговской Сети;
7. Модифицируются правовые нормы, включая в себя, в частности, Закон о свободе информации, о котором мы будем говорить ниже, и Закон о защите информации;
8. Оборот информации на бумажных носителях полностью прекращается ;
9. Весь информационный оборот в стране переводится на Гутенберговую сеть, которая становится общепризнанным Представлением информационного пространства.
Понятно, что речь идет о колоссальном объеме работы, сравнимом с созданием "с нуля" национальной железнодорожной сети. Практически, на протяжении ряда лет все промышленные и финансовые ресурсы страны будут ориентированы на проект "Гутенберг", причем его инициаторам и исполнителям придется столкнуться с неисчислимым набором проблем, из которых технические и денежные будут лишь наиболее простыми. Некоторые из этих проблем мы проанализируем ниже, но прежде, по-видимому, следует рассмотреть основные возражения против самой идеологии проекта.
Основных возражений всего три.
Самое примитивное исходит от гуманитарной интеллигенции, часть которой до сих пор по традиции "называет электричку чугункой". Эти люди боятся компьютеров, в еще большей степени Сетей, и поэтому выражают сомнения в том, что информация на серверах будет находиться в целости и сохранности. После ряда пожаров в Российских фундаментальных библиотеках это утверждение может вызвать лишь грустную улыбку.
Представители властных и контролирующих органов полагают, что всеобщая компьютеризация информации лишит их средств надежного контроля над сведениями, представляющими собой государственную тайну. Это действительно так, однако взамен они получат значительно более полный и глубокий, нежели сейчас, доступ в информационный мир. Пространство решений управленческих структур не сузится, а расширится. Иными словами, новые возможности в значительной мере обесценят потерянные секреты.
Наконец, основное возражение строится на формуле: "В то время как народ голодает, вы предлагаете…" Этот тезис существовал всегда, и никогда он не соответствовал действительности. Проверим:
"В то время как женщины и дети голодают, вы предлагаете бросать семена в землю, которую, оказывается, еще надо предварительно распахать";
"Людям есть нечего, а вы хотите строить систему ирригации";
"Рабочие умирают с голоду, а у вас на уме какие-то железные дороги".
Сколько было в Союзе/России разговоров о том, что вся наша колбаса улетает в космос. Сейчас, космоса нет, но на доступности колбасы это как-то не отразилось.
Короче говоря, за прогресс нельзя заплатить слишком высокую цену. Хотя бы уже потому, что эту цену все равно платить придется - раньше или позже, а вот на сверхприбыли могут рассчитывать только первые.
Масштаб проекта "Гутенберг" заставляет сразу же поставить вопрос об адекватных ему организационных мероприятиях. Основная проблема состоит в том, что, равно как и все действия, направленные на уничтожение Текущей Реальности, этот проект должен быть национальным (желательно, даже наднациональным), но не государственным. Между тем, Россия не имеет опыта создания подобных независимых учреждений. В связи с этим государственной власти страны придется проявить подлинное величие и самой учредить структуры, отрицающие ее незыблемость. В стране, где живы традиции Петра Первого, с его, мягко говоря, неортодоксальными управленческими решениями, мы вправе рассчитывать на содействие власти . К тому же, у нее нет особого выбора. Как сказал бы обобщенный К.Маркс "Российской власти нечего терять, кроме своих долларов. А приобрести она может целые миры".
Итак, прежде всего, необходимо создать внегосударственную, но информированную и влиятельную организацию - собственно сам институт Будущего, гражданский Генеральный Штаб российского общества . Задачами этого исследовательского центра должны стать исследование вектора развития и организационная работа по оптимизации динамических процессов в обществе. (Советский Союз построил аналогичную структуру - ГОСПЛАН, но зачем-то возложил на нее неразрешимую задачу ручной регулировки социалистической "плановой экономики").
Проект "Гутенберг" с его многочисленными техническими, финансовыми, научными, программными, правовыми и административными проблемами должен стать первой крупной операцией, осуществленной Институтом Будущего. Осуществляя этот проект, Институт приобретет опыт взаимодействия с международными, национальными и региональными властными структурами и завоюет у них авторитет, необходимый для осуществления дальнейшей, более сложной и ответственной деятельности.
Следует еще и еще раз подчеркнуть: Институт Будущего - не НИИ в привычном значении слова. Его структура носит распределенно-сетевой характер, он не нуждается в производственных площадях, ученых степенях и штатных расписаниях. Его деятельность носит преимущественно организационный (штабной) характер и состоит в координации усилий науки, техники и промышленности.
Теперь, "создав" рабочую административную структуру, мы переходим "От Существующего к Возникающему": отныне считается, что Сеть Гутенберга уже функционирует. Проанализируем возникающие при этом проблемы.
Самым тяжелым и почти неразрешимым является вопрос о цене на информацию. Вложив в Сеть колоссальные ресурсы, государство, а равным образом исследовательские центры и библиотеки, будут стремиться что-то вернуть, это вызовет у них искушение сделать пользование фундаментальными электронными библиотеками платным и достаточно дорогим. По такому пути пошло даже богатое правительство США. Тем не менее, высшие интересы страны требуют бесплатности доступа к ней всех граждан России; граждане СНГ должны иметь в оплате "имперские преференции". Остальным на первом этапе придется за информацию платить и, вероятно, дорого.
Бесплатность и доступность ("обязательный экземпляр"!") информации находится в вопиющем противоречии с общепринятым авторским правом. Нам еще придется касаться этой темы, пока заметим лишь, что именно в этой области потребуется наибольшее изменение законодательной базы.
Но пусть Российский свод законов и будет своевременно изменен, на законах общемировых это никак не скажется. Это означает риск серьезного дипломатического конфликта, который, однако, так или иначе все равно неизбежен - раз уж Россия будет оказывать давление на Текущую Реальность. Чтобы не дразнить зря "гусей", следует широко использовать неадекватность современного международного права и информационной цивилизации. Иными словами, Россия должна применить в своих целях "дыры" в западных законах. Одним из способов обойти проблемы авторского права является распределенное хранение информации, когда "смысловая единица" структурируется несколькими серверами, находящимися на территории разных стран с разной законодательной базой.
Важной технической проблемой является выбор физического носителя Сети.
Сейчас мы видим три ее возможных решения:
Проще всего использовать уже существующую телефонную сеть - благо, она общедоступна и сравнительно дешева. Главный недостаток, имманентно присущий ей, - низкая пропускная способность канала связи. Хотя так или иначе, большая часть российского Интернета еще долго будет "сидеть" на телефоне, старые меха нежелательно использовать для хранения нового вина. Иными словами, применение низкочастотных телефонных кабелей для физической организации информационной Сети позволяет лишь отложить проблему создания более адекватных носителей.
Примером такого носителя служит оптоволокно, позволяющее передавать огромные объемы информации. Организация глобальной оптоволоконной сети представляет собой задачу, приблизительно эквивалентную по совокупной затрате ресурсов созданию ракетно-ядерного щита. Следует подчеркнуть: вся программа "Гутенберг" имеет смысл, лишь если Сеть станет столь же привычной для граждан страны, как радио к концу 30-х или телевидение к концу 60-х годов. То есть, каждый россиянин, независимо от пола, возраста, образования, места жительства должен иметь к ней свободный доступ к ней - если не дома, то на работе или в поселковом клубе. Это подразумевает сотни миллионов компьютеров и терминалов, миллионы серверов, десятки тысяч километров оптоволокна. С другой стороны, речь ведь идет не только о системе пользования общенациональными базами данных. Гутенберговская сеть должна рассматриваться, как базис постиндустриального производства, структурная основа науки и метанауки, физический носитель всего пространства решений грядущей Российской империи. Подобная постановка вопроса не предполагает грошовой экономии.
Третьим, возможно, наиболее подходящим решением является радиомодем и глобальная спутниковая система.
Понятно, что реальная Гутенберговская сеть будет пользоваться всеми тремя носителями; желательно лишь, чтобы со временем доля низкочастотных кабелей стремилась к нулю.
Мы переходим к наиболее важной стороне проекта "Гутенберг" - проблеме программного обеспечения.
Рассмотрим физическую сеть - совокупность всех компьютеров и информационных каналов, их связывающих. На этом линейном многообразии может быть задано произвольное число информационных структур, обеспечивающих хранение, поиск, передачу информации, - таким образом возникают Информационные Сети, одной из которых является Интернет. Меняя программную оболочку (проектор информационного пространства на физическое), мы переходим от одной Сети к другой, подчиняющейся, вообще говоря, иным законам.
Интернет является приемлемой базисной сетью, ввиду ее надежности, доступности и распространенности. Рассмотрим "мировую паутину" как эмулятор физической сети, некую "сеть второго порядка" и будем задавать информационные структуры на этом многообразии. Выберем из них ту, которая обеспечивает наиболее эффективную работу с информационными массивами, построим соответствующую программную оболочку. Построенный проектор выделит область информационного пространства, которую мы назовем Пространством Гутенберга.
Правомочен вопрос, зачем вообще нужна дополнительная программная "надстройка"? Что мешает пойти по стопам американцев и использовать непосредственно сеть Интернет?
"Мировая паутина" не содержит адекватного нашим задачам встроенного поискового механизма. Информация в Интернете повторяется от сайта к сайту; на сегодняшний день таких первичных "единиц хранения" около миллиарда, причем это число удваивается каждые два или три года. Выделить в этом неструктурированном море интересующую Пользователя "валентную информацию" весьма трудно, и многочисленные "менеджеры" и "системы поиска" в этом мало помогают. Понятно, что при хорошем знании Сети можно за соответствующее время получить доступ к любой информации, но подобная постановка задачи означает, что поиск в Интернете является квалифицированным трудом .
Это и означает, что входное информационное сопротивление "мировой паутины" велико, в то время как мы требовали от Гутенберговской Сети нулевого или отрицательного сопротивления. Иными словами, информация в Пространстве Гутенберга должна быть организована так, чтобы она сама искала себя, максимально содействуя замыслам Пользователя. Речь идет о дружественном интерфейсе, облегчающем информационное взаимодействие человека и матабиблиотеки. Заметим в этой связи, что "век пара" начался не с идеи вскипятить воду в цилиндре под поршнем, а с изобретения "регулятора Уатта", автоматизирующего работу паровой машины.
В качестве метафоры, пригодной для описания пространства Гутенберга, может быть предложено любое связное нормированное многообразие. Ключевым здесь является слово "нормированное", то есть - возможность ввести "расстояние", удовлетворяющее обычному набору аксиом. Именно появление метрики позволяет структурировать информацию и полностью изменить процедуру поиска.
Назовем "единицу хранения" глобальной Метабиблиотеки Картой. К Карте должны быть предъявлены простейшие требования: она должна удовлетворять принятым стандартам, быть обозримой (то есть, занимать не более одного экрана) и не содержать внутренних условных переходов. Карта имеет некоторый (в общем случае произвольный) набор физических границ, через которые осуществляется переход к соседним Картам. Понятно, что каждая граница должна связывать данную Карту с одной и только одной соседней . Если две карты совпадают, они автоматически отождествляются. Если две Карты имеют общее ядро, это ядро оформляется, как отдельная Карта и вычитается из исходных Карт.
Если две Карты имеют общие границы, то говорят, что они различаются Планом. Например, Карта, созданная на основном (информационном) Плане может породить зависимые от нее и имеющие те же границы Карты на Планах ссылок и комментариев.
Любой связанный набор Карт, принадлежащих одному Плану, назовем Атласом. Всякий Атлас оформляется как Карта в соответствующем объемлющем Пространстве (Оболочке). Поиск информации сводится к движению по оболочкам и постепенном спуске на уровень первичных Карт.
Работа с информацией состоит в создании/уничтожении Карт и в перемещении между Картами. Назовем Путем связанную траекторию в пространстве Карт .
Важно иметь в виду, что любой достаточно обширный и/или сложный Текст распадается на первичном уровне на целый набор Карт, причем совершенно необязательно, что путь, соединяющий эти Карты единственный. Более того, Путь может включать в себя не все Карты, соотнесенные с данным Текстом и не только Карты, соотнесенные с данным Текстом.
Если мы имеем дело с художественным литературным произведением, то оказывается, что помещение в метабиблиотеку автоматически превращает Текст в Гипертекст, допускающий произвольный Путь прочтения.
Совокупность всех возможных Путей образует еще одну оболочку Гутенберговского многообразия - пространство Путей. По построению оно тоже является метрическим: может быть введено "расстояние" между Путями.
Интерактивность Пространства Гутенберга проявляется, во-первых, через возможность создавать собственные Карты на информационном Плане, во-вторых, через конструирование новых Путей, и в третьих, через работу с зависимыми Картами, существующими на "тонких Планах" информационного "астрала". Заметим здесь, что виртуальная Реальность позволяет нам наглядно представить Карту, как некоторое "игровое поле", а Атлас - как трехмерный ландшафт. Тогда Путь будет именно путем: в зависимости от того, насколько часто им пользуются, он может выглядеть тропой, проселочной дорогой, шоссе, железнодорожной магистралью с фирменными вагонами и симпатичными проводницами.
В заключение коснемся некоторых (преимущественно, тривиальных) последствий создания метабиблиотеки Гутенберга. Прежде всего, в хранилищах страны окажется значительное количество никому не нужных бумажных книг и иных печатных документов. Само собой разумеется, эти "единицы хранения" должны быть проданы населению (по возможности) или переработаны в упаковочный материал. Освободившиеся площади "малые" библиотеки утилизируют под терминальные залы; фундаментальные библиотеки и архивы используют их для оптимизации хранения уникальных изданий и работы с ними.
Исчезнет система "повторного счета" информации, когда одни и те же сведения тиражируются в сотнях тысячах экземпляров, повторяются в десятках книг и периодических изданий, лежат на множестве сайтов. Это приведет не только к заметной ресурсной экономии, но и к некоторой оптимизации работы административных и производственных структур.
Наконец, создание единой метрической информационной сети позволит перейти от обычной (индустриальной) к электронной демократии, при которой голосование происходит в реальном времени, но в виртуальном пространстве. Сам по себе такой шаг не столь важен, но опосредовано он приводит к заметному увеличению связности общества и повышает качество управления.
1 . Можно сожалеть, что классический марксизм не уделил достаточного внимания таким проявлениям любых революционных процессов, как изменение уставов, инструкций, штатных расписаний. (Исключением является великолепное исследование Ж. Жореса по истории Великой Французской Революции). [ Назад ]
2 . В данном случае мы называем Школой одну из подсистем управления, а именно ту, которая обеспечивающую интеграцию личности в социум. Церковь есть господствующий в данном обществе эгрегор, идеологическая "крыша" социума. (В рамках этого определения Церковью может быть, например, Наука.) Государство и Право - два наиболее известных представления управления. [ Назад ]
3 . Причиной этого является большая термодинамическая вероятность прошлого, нежели будущего. Иными словами, при случайном выборе пути повышение социальной энтропии вероятнее, нежели ее понижение. [ Назад ]
4 . Хотя оружие совершенствовалось быстрее всего, варварские вторжения (неолитических племен) оставались в 13-м веке от Рождества Христова столь же опасными для цивилизованных стран, как и во времена Троянской войны. [ Назад ]
5 . Имеется в виду численность всего вида. Для отдельных социальных, религиозных или этнических групп это, разумеется, не всегда справедливо. [ Назад ]
© 2002 Р.А. Исмаилов