|
К рубрикатору «Эссе и статьи Переслегина» |
Сменить цвет |
Предисловие к 8 тому Стругацких
Хотя со времен Фрэнсиса Бэкона и до наших дней основной задачей науки считается получение новых и новых эмпирических фактов, "фактов всегда достаточно". Например: " объект такой-то, будучи облучен рентгеном под углом восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом двадцать два градуса"... Обратите внимание - именно под углом двадцать два градуса и ни градусом больше!
"- Если взять каплю воды, - сказал он, - то, имея нужные вещи, можно увидеть в ней тысячи тысяч мелких животных.
- Для этого не нужно никаких вещей"
Не хватает фантазии...
Результаты эмпирической науки (да простит меня Бэкон) почти всегда совершенно бесполезны. Чтобы извлечь из них что-то действительно ценное - в узко утилитарном или наоборот в возвышенно духовном смысле - требуется процедура интерпретации. Обычно, под "интерпретацией" понимается построение работоспособной модели. На этом этапе труд ученого сближается как с работой детектива, призванного собрать мозаику разрозненных фактов в единую непротиворечивую картину, так и с творчеством художника, для которого из всех оценочных критериев качества этой "картины" важнее всего субъективная красота.
На следующем - последнем - этапе происходит переход в надсистему. В метанауку - тогда созданная модель начинает порождать новые смыслы и толкования, новые приемы исследования и в конечном итоге новые модели. "Я не буду вдаваться в подробности, но существование таких объектов, как магнитные ловушки, К-23, "белое кольцо", разом зачеркнуло целое поле недавно процветавших теорий и вызвало к жизни совершенно новые идеи." Или в технологию - тогда на базе модели создается что-то элементарно полезное. "..."этаки", "браслеты", стимулирующие жизненные процессы... различные типы квазибиологических масс, которые произвели такой переворот в медицине... Мы получили новые транквилизаторы, новые типы минеральных удобрений, переворот в агрономии... В общем, что я вам перечисляю! Вы знаете все это не хуже меня, браслетик, я вижу, сами носите..." А иногда осуществляется переход в магическую составляющую мира, и модель превращается в миф. "Легенды и полулегенды: "машина желаний", "бродяга Дик", "веселые призраки"..."
Однако же, заранее предсказать, что именно "вырастет" из вашей замечательной модели , совершенно невозможно. Скорее всего - ничего. "С Зоной ведь так: с хабаром вернулся - чудо, живой вернулся - удача, патрульная пуля - везенье, а все остальное - судьба..." Конечно, можно попытаться минимизировать опасность - скажем, не таскать из Зоны "ведьмин студень" ведрами, но толку от этого немного - риск заключен в самой работе ученого. Или сталкера. Риск - плата за то, что мы достаем из Зоны (как бы она не называлась). Риск - плата за нетождественное преобразование "позиции", за любую деятельность по уменьшению энтропии.
"Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь не только у нас, но и на всей планете станет просто невозможной. Это будет невезенье. Однако, согласитесь, это всегда грозило человечеству".
Не все, однако, обладают мудрым спокойствием нобелевского лауреата Валентина Пильмана, и мысль о необходимости обеспечения безопасности - Управления, Государства, Человечества, Будущего (все - обязательно с большой буквы!) - неизбежно овладеет массами и приведет к действиям. "Непреодолимые кордоны. Пояс пустоты шириной в пятьдесят километров. Ученые и солдаты, больше никого. Страшная язва на теле планеты заблокирована намертво..." Ученые и солдаты. Ученые-солдаты, солдаты-ученые...
В результате сталкерство объявляется преступлением и уходит в подполье, в "тень". Но сталкерство заложено в природе - если - к сожалению! - не каждого человека, то - к счастью - очень многих людей. И Рэдрик Шухарт, сталкер, работающий за "зеленые", с полным правом говорит: "Все правильно. Городишко наш дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра. Только сейчас, - это дыра в будущее."
Однако, у полиции, открывшей охоту на сталкера Шухарта, есть свои резоны. В конце концов для нее существует Закон.
Я сказал уже, что между работой следователя и ученого можно провести параллели. Но можно найти и более глубокую аналогию - между наукой и правом.
Наука ищет (а, может быть, конструирует?) логические закономерности в природе. Право же конструирует (или все-таки ищет?) логические закономерности в отношениях между человеком и обществом.
Чудовищная ограниченность и той и другой системы заключена в слове "логические" - конечные, измеримые зависимости. И все бы ничего - таким путем можно получить прекрасное приближение в истине, построить великолепные по красоте и полезности модели - если бы обе системы не претендовали на абсолютность, на то, что логическими закономерностями природу и человечество можно и должно исчерпать.
Тема закона проходит через все три повести, вошедшие в данный сборник.
Или точнее говоря, тема столкновения закона и реальности, закона и свободы.
Закон нарушает Рэдрик Шухарт. И закон загоняет его в угол. Шухарт вырывается из этого угла, вырывается, наплевав на всех и вся - всех, кроме Гуты и Мартышки. Вырывается, привнося в мир "ведьмин студень" - сделав то, на что не пошел бы покойный Слизняк и живой Стервятник. Вырывается еще раз, пожертвовав доверившимся ему человеком, предав. И, заплатив эту цену, доходит до конца, до золотого шара, исполняющего желания, но только самые сокровенные. И этот преступник и предатель произносит слова, которые стали паролем для моего поколения. Те самые: ""СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!"
Закон является основой конфликта между инспектором Глебски и Симоном Симонэ в "Отеле у погибшего альпиниста". Впрочем, здесь дело обстоит в чем-то проще, а в чем-то сложнее. На первый, да и второй взгляд очевидна правильность позиции Симонэ, тем более, что со времен "Сердца змеи" И.Ефремова мы привыкли рассматривать Контакт преимущественно в розовых тонах. Каноническая формула: "цивилизация, достигшая технического уровня, позволяющего вступить в Контакт, с неизбежностью должна достигнуть и соответствующего духовного уровня". Иными словами, "сверхразум это сверхдобро".
Но, как и всякая сугубо логическая формула, этот закон не может не быть ограничен. Да и термин "сверхдобро" не внушает "гранулированного оптимизма" - мне во всяком случае.
И вот тогда оказывается, что в "Отеле..." нет конфликта Шухарта - конфликта неограниченной свободы и ограниченного права. Здесь обе стороны служат закону. Инспектор Глебски - закону государства. Физик Симонэ - закону привелегированной микрогруппы "научное сообщество". И, если уж говорить о свободе мнений и действий, позиция Глебски выглядит более честной. Для инспектора ситуация неочевидна . Он не видит правильного решения. Или, если быть точным, видит, что события вошли в "воронку", и любое решение будет неправильным. В его колебаниях проявляется, на мой взгляд, та самая человеческая порядочность , которую так ценил пилот Пиркс из рассказов Станислава Лема. Для Симонэ ситуация очевидна , и допускает она только одно решение. Нет колебаний, нет и попытки осмыслить возможные последствия. Есть лишь желание действовать согласно закону научной среды. (И добро бы, хоть в этом Симонэ преуспел!)
Между тем, задача, с которой столкнулись постояльцы Отеля, сконструирована искусственно (не зря же дан подзаголовок "отходная детективному жанру"), и "правильного" решения у нее нет, как сказал бы математик "по построению". Если существует какой-то рецепт для человека, оказавшегося в подобной ситуации, то, наверное, это совет выполнять свой долг. То, что ты считаешь таковым...
Еще сложнее рисунок событий в третьей повести сборника - "Улитке..."
На трех полюсах текста - в деревне, в Городе, в Управлении - ведется лихорадочная и вроде бы целенаправленная деятельность. Все стороны вроде бы пытаются достигнуть результата (пусть и осмысленного только для них). И при этом от начала и до конца в повести ничего не происходит . Нельзя даже сказать, что события двигаются по кругу, ибо "бег по кругу" это все-таки упорядоченное перемещение.
Абсолютная статичность текста подчеркивается речью героев. Подчеркивается замкнутостью Леса, оторванностью Управления от Материка. Впрочем, Материка вообще нет в пространстве повести. Существуют одни только легенды о нем; например, кто-то говорит Перецу о машине, будто-бы идущий на материк, но, заметим, она так никогда и не попадает туда).
Как-то на вдоль и поперек знакомом озере случилось мне ночью попасть в сильный туман. Я знал, что берег находится всего в сотне-другой метров, знал, но не верил этому. Было впечатление, что на всем свете нет ничего кроме воды, затянутой плотной белесой пеленой - ни камней, ни земли, ни, естественно, людей. Мир без времени и движения.
Туман безвременья создается Лесом с его "одержаниями", "спокойствием и слиянием", "разрыхлением" и неумолимо продвигающимися во всему доступному пространству "славных подруг". Туман безременья создается крокодильчиком (на большее этот монстр явно не тянет) Управления, паразитирующим на Лесе, гадящим на Лес, искореняющим Лес и, тем не менее, во всем подобном Лесу. И все - от несчастного старца до Директора Управления (это , конечно же, есть должность, а не человек) обречены оставаться в тумане , может быть, и зная, что в часе езды или полета отсюда есть нормальный мир, в котором живут нормальные люди, но не веря в это.
Мы вновь возвращаемся к теме взаимодействия закона и личности. Гротескная деятельность Управления вся подчинена Закону, действующему в форме приказов, инструкций, директив. Свобода сотрудников строго равна нулю, в известном смысле ее можно даже назвать отрицательной, поскольку последняя директива Директора (рано или поздно она будет подписана, что бы там Перец на этот счет не думал) лишает их даже права стать жертвой случайного события.
Для нас остается темной картина Закона, порожденного жизнедеятельностью Города, Закона, которому подчиняютя мертвяки и рукоеды.
"- Не обязательно убивать. Убивать и рукоед может. Сделать живое мертвым. Заставить живое стать мертвым."
А в деревнях, которые вдруг стали не нужны никому и продолжают существовать в силу естественной в больших системах инерции, создается свое опереточное право.
" Так поступать нельзя. А что такое "нельзя", ты знаешь? Это значит: не желательно, не одобряется, значит поступать так нельзя. Что можно - это еще не известно, а уж что нельзя то нельзя."
Надо сказать, что Старец нашел-таки ключевой термин в системе права - "нельзя". Право можно определить как совокупность некоторых аксиом, регулирующих взаимодействие между обществом и личностью и обязательных для выполнения личностью под угрозой наказания .
Конкретное содержание свода законов, действующего в той или иной системе, обусловлено национальными, историческими, культурыми и иными внелогическими факторами, и несомненно является случайным . Можно лишь говорить о "естественном отборе" правовых норм, в ходе которого отбраковывались законы, не отвечающие реальным потребностям данного социума (или, что, видимо, происходило чаще - отбраковывался социум, управляющийся такими законами).
Ф,Дюрренматт как-то сказал: "Если произвольного мужчину, достигшего 35-летнего возраста безо всяких объяснений посадить в тюрьму лет на пятнадцать, в глубине души он будет знать, за что." Если это и шутка, то в ней заключена неожиданно большая доля правды.
С одной стороны, право подразумевает необходимость выполнения законов практически всеми гражданами страны (оставшиеся именуются преступниками и могут считаться гражданами лишь с серьезными оговорками). С другой стороны практически все граждане практически любой страны законы нарушают.
Нет никакой возможности связывать это с "дурными гражданами" или "дурными законами", поскольку нетрудно проследить: что в рамках обществ, ориентированных на европейские ценности, данное противоречие возникает повсеместно.
("...дурак: ты, мол, Рыжий, нарушитель равновесия, разрушитель порядка, тебе, мол, Рыжий, при любом порядке плохо, и при плохом плохо, и при хорошем плохо, - из-за таких, как ты, никогда не будет царствия небесного на земле...")
Представляется интересным рассмотреть проблему с точки зрения ценностной ориентации нашей культуры.
Основными ее понятиями являются свобода и познание , что подразумевает движение, изменение, развитие. Наша культура - прежде всего быстро меняющаяся культура. Тем самым, все ее структуры и механизмы зависят от времени, и во всем укладе нашей жизни постоянным является лишь изменение .
Право же (как оно понимается сейчас и понималось всегда) статично: механизмы изменения законов сложны и крайне медлительны. Иными словами, право регулирует лишь статические аспекты взаимоотношений в динамическом объекте, которым является общество. И поэтому законы обречены на невыполнение.
Возможно, дело обстоит еще хуже: общество, в котором законы повсеместно выполняются ("правовое государство"), теряет способность к развитию и гибнет. Что ж, адептов права это не останавливает - еще римлянами было сказано:
- Пусть погибнет мир, но пусть свершится правосудие.
Известный политик начала XX столетия - Владимир Ленин сказал бы, что в этой фразе заключено две истины - абсолютная и относительная.
© 2002 Р.А. Исмаилов