|
К рубрикатору «Эссе и статьи Переслегина» |
Сменить цвет |
Статья из Огонька. No 27, 1999
История идет всеми путями одновременно. Мы лишь можем посчитать вероятность той или иной реальности. И принять наиболее вероятную. Или ту, которая больше по вкусу
«Вы не пробовали принимать слабительное одновременно
|
«И стория не знает сослагательного наклонения» -- это банальность. Единственность, безальтернативность прошлого -- парадигма, господствующая как в науке, так и в обыденном сознании; лишь фантастика иногда позволяет себе задавать неудобные вопросы: а что было бы, если бы?.. Мы привыкли считать прошлое объективным, то есть, как сказал бы физик, независящим от Наблюдателя. Но является ли привычка аргументом?
Историк, как правило, не бывает очевидцем изучаемых им событий. Информацию о прошлом он получает через посредников, в роли которых могут выступать письменные источники или предметы материальной культуры -- от обломков глиняных сосудов до статуй Праксителя. Тексты, конечно, предпочтительнее.
Письменные источники бывают разные -- государственные архивы, школьные сочинения, художественные тексты, письма, мемуары, судебные протоколы, долговые расписки и еще очень многое. Но все эти документы объединяет одно -- ненадежность.
Доверие российских (в особенности) обывателей и ученых к ДОКУМЕНТУ трогательно и смешно. Директор энской птицефабрики, всю жизнь выполняющий план путем приписки бумажных процентов к реальным показателям, раздувается от гордости за канувшую в Лету державу, читая советские статистические ежегодники семидесятых годов... Переводчик, еще вчера насмехавшийся над советскими документалистами, ухитрившимися из 120 выпущенных немецких установок «Фердинанд» подбить более 3000, сегодня с полной уверенностью пишет о 352 вражеских самолетах, сбитых Эриком Хартманом, белокурым рыцарем рейха. Ссылаются при этом на немецкие документы и собственноручные Эрика Хартмана заявления... Историк с серьезным видом переписывает у коллеги рассказ о смерти Перикла от чумы во время эпидемии в Афинах, как бы и не замечая, что при скученности населения в афинском укрепленном лагере и при тогдашнем состоянии медицины и санитарии эпидемия чумы продолжалась бы не два года, а максимум 2,5 месяца. (За это время вымерло бы от 95 до 100 процентов населения Афин и погибло около 2/3 осаждающей армии, на чем Пелопоннесская война немедленно бы закончилась...) Летописцы приводят на Русь неисчислимые орды монголов -- в сотни тысяч, даже в миллионы человек -- и не надо спрашивать у них, как конная армия таких размеров могла хотя бы перемещаться (я не говорю питаться) зимой в лесах Владимиро-Суздальского княжества...
Нужно ежесекундно помнить, что прежде всего источники отражают субъективную информированность автора. Увы, стремясь поведать потомкам правду, только правду, всю правду и ничего, кроме правды, отшельник в тесной келье может добросовестно заблуждаться.
-- И часто так бывает? -- могла бы спросить Алиса.
-- Всегда, -- ответит Чеширский Кот. И будет прав, ибо человек субъективен. Следователям и психологам хорошо известно, что одно и то же событие разные свидетели описывают совершенно по-разному. Даже поговорка такая есть -- «Врет, как очевидец». Так можем ли мы стопроцентно доверять даже честным писцам?
Кроме того, обычно письменный источник написан на языке либо вовсе мертвом, либо с тех пор заметно трансформировавшемся. Это означает, что перед исследователем встает проблема перевода или, в более широком смысле, интерпретации текста. Встает задача поиска семантического соответствия между языками, отвечающими разным временам и материальным культурам. Между прочим, наша убежденность в том, что мы правильно понимаем латынь, во многом основывается на уверенности в правильной реконструкции реалий римского мира. Но ведь эта реконструкция сама основана прежде всего на латиноязычных документах!
Рассмотрим механизм интерпретации на примере известного анекдота: «Конференция историков конца тридцатых годов. Выступает представитель арийской делегации: «Великие немецкие ученые, произведя раскопки в районе поселений древних германцев в Растенбургском лесу, обнаружили медную проволоку. Это неопровержимо свидетельствует, что древние германцы знали телеграф!» Слово предоставляют русскому историку: «А вот мы, тщательно изучив поселения Киевской Руси, не обнаружили никаких следов проволоки. Из этого со всей очевидностью вытекает, что славяне широко использовали беспроволочный телеграф».
И при желании очень легко построить интерпретацию источников, обосновывающую последнее утверждение! Действительно, у нас есть «Слово о полку Игореве», из которого контекстно вытекает, что Ярославна в Путивле знала о всех перипетиях Игорева похода. Вспомним также русские сказки, где герой в любой момент может вызвать Конька-горбунка. Проанализировав с этой позиции и остальной русский фольклор, получим, что связь на расстоянии представлялась нашим предкам делом простым и вполне обыденным, не требующим даже специального разъяснения и описания.
Затем рассмотрим корреляции в политике князей, например, рязанских и черниговских (она наверняка существует, потому что ту или иную корреляцию можно отыскать всегда). Покажем, что объяснить эту корреляцию традиционными способами невозможно (ни одну корреляцию нельзя объяснить традиционными историческими способами). Останется предположить, что князья обменивались сведениями в реальном времени. А поскольку проволоки-таки нет...
Конечно, как всякий пример, этот пример утрирован. Но именно так работает механизм контекстной интерпретации в исторической науке! И все понимают, что однозначно, с уверенностью в сто процентов ничего интерпретировать нельзя. То есть мы не знаем, что там на самом деле происходило в прошлом, мы только догадываемся, строим более или менее достоверные предположения.
Вины историков здесь нет, потому что неопределенность -- такое же свойство нашего мира, как гравитация, скорость света, второй закон Ньютона... Принцип неопределенности Гейзенберга -- базовый принцип построения нашей Вселенной -- гласит, что частицы, из которых Вселенная состоит, принципиально непредсказуемы. А поскольку в физических уравнениях у значка, обозначающего время (t), можно чисто математически поменять знак плюс на минус, это значит, что принципиально непредсказуемо не только будущее, но и прошлое.
Что же получается? Получается, что любое событие в прошлом, например вторая мировая война, может быть, происходило, а может быть, и нет. Как должен поступить в этой ситуации честный историк-исследователь? Очень просто -- заменить привычную концепцию единственной истории и однозначного прошлого моделью, в которой рассматривается совокупность альтернативных историй, а затем перейти к совместному описанию всех таких историй. И не надо бояться, что в каких-то из них не было монголо-татарского ига, а в других день 25 октября 1917 года будет значиться днем начала атомной войны. Так мы переходим к модели вероятностной истории.
Первый набросок этой теории был сделан году в восемьдесят пятом. Тогда я занимался общей теорией систем и применял основные положения этой науки к самым разным объектам и процессам. Соответственно возникла мысль рассмотреть науку историю как самоорганизующуюся систему и уяснить, что из этого получится. То есть предположим, что такой науки не существует и никогда не существовало. Придумаем ее заново!
Довольно быстро удалось построить описательную часть исторической науки и добраться до классических теорий, которые все выделяли некий базис (экономика в марксизме, архетипы в модели Юнга, бессознательное в зоопсихологических концепциях). Дальше началось самое интересное: когда я стал записывать в математическом виде влияние базиса на надстройку и обратно, когда удалось вывести формулы течения истории, получилось по виду такое же уравнение, как уравнение Шредингера в квантовой механике! Физики поймут мои чувства. История действительно оказалась виртуальной.
Впрочем, физикам это не так удивительно, как всем прочим. Они давно привыкли, что электрон летит как бы по ВСЕМ возможным траекториям одновременно. И людям остается лишь высчитывать вероятность того, где именно он находится в данный момент. Так устроен странный мир элементарных частиц, как его описывает уравнение Шредингера. А из этих непредсказуемых микрочастиц сложен наш «большой» мир. Чего ж удивляться?
Если в истории действуют уравнения Шредингера, значит, история идет ВСЕМИ путями одновременно. Мы лишь можем посчитать вероятность той или иной реальности. И принять наиболее вероятную. Или ту, которая больше по вкусу.
Квантовой механикой классическая траектория частицы рассматривается просто как наиболее вероятная из мириадов возможных. Значит, в «квантовой истории» привычная нам историческая последовательность событий из учебников трактуется всего лишь как совокупность наиболее вероятных событий. Однако делать какие-либо выводы из изучения только этой совокупности нельзя! Для того чтобы выделить реальные закономерности исторического процесса, необходимо описывать и другие (в идеале -- все) возможные альтернативные истории. И тогда, поняв эти закономерности, мы уже сможем предсказывать развитие нашего мира. Мы сможем просчитать вероятность наступления любых событий -- от войн и путчей до полной победы демократии в отдельно взятой Москве, скажем, летом двухтысячного года. История из описательной науки окончательно превратится в точную.
Значит, ни в коем случае нельзя отмахиваться от любых трактовок и интерпретаций исторических документов, потому что любая интерпретация -- верна в какой-то из реальностей. Например, Золотая Орда и была, как говорит классическая история, и одновременно ее не было, о чем нам поведал академик Фоменко.
И тогда получается, что разные реальности не просто существуют независимо друг от друга, а каким-то образом взаимодействуют -- ведь информация из «разных» историй до нас доходит! В виде текстов и тех же интерпретаций.
«Теневые» миры, Зазеркалье, изнанка нашей Реальности -- они оказывают на историческую жизнь воздействие, подобное влиянию подсознания на поступки личности.
Но самое главное, вероятностная модель позволяет найти так называемые точки бифуркации, то есть точки исторического ветвления, после которых история может пойти по одному руслу, а может и по другому, это зависит лишь от какой-то нелепой случайности. Именно в этих точках возможен спонтанный переход мира с одной исторической последовательности на другую.
Первая повесть цикла -- «Страна багровых туч» -- описывала экспедицию к Венере. Фотонный планетолет «Хиус» под флагом ССКР -- Союза Советских Коммунистических Республик -- стартовал в памятную многим россиянам дату -- 19 августа 1991 года. Книга была написана в 1957 году, и никаких намеков на путч, разумеется, не имела в виду. Тем не менее совпадение выглядело символично.
В последующих произведениях действие переносится все дальше в будущее, а заканчивается цикл повестью «Волны гасят ветер», датированной 2199 годом. Цикл выстраивает панораму мира теплого и ласкового. Выстраивает реальность, в которой, говоря словами авиаконструктора Антонова, цитирующего Оруэлла, хотелось бы жить и работать. Реальность, которая заклеймена нами сегодня как невозможная, если не нежелательная.
В ряде мысленных экспериментов я рассматривал Мир Полдня... и современную Россию, продолженную в естественное для нее капиталистическое будущее как взаимно сопряженные миры-отражения. Прежде всего оказалось, что миры эти отличаются друг от друга не только эмоциональным знаком и общественно-политическим устройством, но и направленностью развития науки и техники.
Если непредвзято прочесть тексты Стругацких, выявится ряд смешных фактов. Смешных с точки зрения нашей Реальности. Так, вся техника могучих космических кораблей, обживших Солнечную систему, до крайности примитивна. Совсем нет компьютеров. Электронные устройства в XXII столетии работают на печатных платах (хоть не на лампах, и на том спасибо).
Измерительная аппаратура планетологов работает под высоким напряжением. При ближайшем рассмотрении оказывается, что эта аппаратура состоит из спектрографа, батиметра и бомбосбрасывателя. Последний аппарат по внешнему виду и функциям более всего напоминает морскую шестидюймовую пушку с ручным заряжанием. Поскольку обойма бомбозондов весит 20 кг, работа планетологов оказывается изнурительной и довольно опасной.
Батиметр имеет рабочий диапазон в 300 атмосфер. (В нашей Реальности этот прибор представляет собой крохотный пьезоэлектрический кристалл и работает практически при любом давлении.)
Проще всего посмеяться над этими несоответствиями, найдя им тривиальное объяснение: писалось это в начале шестидесятых, да и неинтересны были братьям Стругацким все эти технические подробности... Но гораздо интереснее, однако, представить себе мир, в котором на фотонном звездолете действительно нет приличного компьютера. И попытаться понять, как мог бы возникнуть этот мир и почему он такой.
Обратим внимание, что с точки зрения реальности Стругацких, наш мир тоже дает поводы для насмешки, если -- в рамках вероятностной истории -- считать наш мир текстом, описывающим некое Отражение. Действительно, «Пентиум» с тридцатью двумя мегабайтами оперативной памяти и гигабайтом твердого диска используется нами... для бухгалтерских расчетов и игры в DOOM. А компьютер, регулирующий карбюратор в двигателе внутреннего сгорания, -- это почище ручного управления на фотонолете! А керосиновые газотурбинные двигатели после шестидесяти лет развития реактивной авиации! А жидкостные ракеты, на которых зациклилась земная космонавтика! А сама эта космонавтика, тридцать лет преодолевающая лунную стадию!.. Нет, в чем-то историческая параллель, так подробно и тщательно прописанная Стругацкими, обогнала наш мир.
Так вот, анализируя невыносимо далекий и столь притягательный для меня Мир Полдня, я пришел к выводу, что ценой глобального прогресса в теории обработки информации (компьютеры) оказался отказ Человечества от звезд. И я стал искать те точки ветвления, где наши Реальности разошлись, где мир сделал поворот от звезд к вычислительной технике.
Мир Стругацких имеет две временные отсылки к таким точкам. Первая -- шестидесятые годы, эпоха последнего глубокого прорыва в будущее истории человечества. В мире Стругацких шестидесятые не имели конца, которым в нашей Реальности стала Пражская весна и ее зеркальная копия -- Парижская весна 1968-го. Вот он, год перелома!
Вторая отсылка -- в текстах «Страны багровых туч» ощущается настроение сороковых, обстановка военной романтики. Романтики, уничтоженной у нас нечеловечески длительной и кровавой войной. Напрашивается вывод, что вторая мировая война была в реальности Стругацких менее длительной и стоила меньших жертв. Ментального обескровливания Европы не произошло, и накопленный потенциал использовался человечеством, в частности, в Космосе. Это могло быть, если бы вторую мировую войну быстро выиграла Германия. Такая победа имела бы для нашего мира несколько важных последствий. Мы бы сейчас жили в теплом и добром мире и летали к звездам. Почему?
Первое. Ракеты «Фау» не были бы созданы, а вместе с ними не возникли б системы автоматического управления, и тогда этапа спутника в покорении Космоса тоже бы не было -- сразу же были б созданы корабли, управляемые людьми. Отсюда -- значительно большая роль человеческого фактора и отставание в развитии автоматики и вычислительной техники, которую мы диагностировали как существенную особенность реальности Стругацких.
Второе. Германия могла победить превосходящие силы союзников только за счет умелого управления ресурсами и войсками, за счет Искусства. Но такая победа должна была привести к переоценке господствующих ценностей у всех трех сторон: и западным державам, и поверженному, отброшенному за Урал СССР, и самой Германии -- требовалось вписать Искусство в существующий прагматичный контекст.
Третье. После быстрой победы Германии СССР наверняка бы имел демилитаризованный статус. То есть накопленный энтузиазм тридцатых-сороковых потратился бы в Советском Союзе на решение существенно более полезных задач, нежели «смертный бой» и «ядерный паритет». Причем советское экономическое чудо делало неизбежным подчинение победителя побежденному. И, наконец, постепенное перетекание экономической и идеологической мощи от Германии к СССР (в пятидесятые-шестидесятые годы) рано или поздно привело бы к тяжелому кризису в Германии и спровоцировало в Германии явление, известное ныне как «перестройка» -- переход к фашизму с человеческим лицом...
Получается, что за победу над гитлеровской Германией наша страна заплатила не только миллионами жизней, но и отказом от собственного блистательного будущего. (Кстати, реальность, в которой рейх одержал военную победу, с удивительной регулярностью всплывает в кино, в компьютерных играх, на страницах книг. Это к вопросу о воздействии активного бессознательного Виртуального мира на наш мир...)
Кроме того, я попробовал найти другие точки ветвления в двадцатом веке, и их оказалось удивительно немного. Гибель «Титаника» в апреле 1912 года... Прорыв в Стамбул немецкого крейсера «Гебен» в августе 1914 года... Короткий промежуток между мартом и июлем 1941 года, когда магическая по своей природе цивилизация «Третьего рейха» была близка к победе и, может быть, даже дотронулась до нее... Весенние месяцы 1968 года, когда по обе стороны «железного занавеса» были приняты одни и те же роковые решения...
Суть всего вышесказанного проста: мир, описанный Стругацкими, мир, где к концу 90-х годов освоена Солнечная система, конструируются прямоточные фотонолеты и завершается процесс мирового объединения, -- мог осуществиться в Реальности! Просто кто-то когда-то, выйдя из комнаты, открыл не ту дверь. Глупая случайность.
С общенаучной точки зрения вероятностная история является таким же естественным развитием и обобщением истории классической, как физика квантовая стала развитием физики классической, ньютоновской. Вероятностный подход, конечно, не обесценивает работу, проделанную поколениями историков-профессионалов и летописцев-любителей. Пусть текущая реальность -- не более чем одна из множества всех последовательностей событий.
И все же...
И все же есть разница в подходе историка-вероятностника и классического историка. Например, для вероятностника наша жизнь или жизнь общества -- не стрела, протянувшаяся от рождения к смерти, а произвольная кривая на плоскости событий. Человеческое сознание не способно воспринимать все исторические последовательности одновременно. Только одну, свою Реальность и иногда -- ближайшие Отражения. Но модель вероятностной истории не запрещает менять одну Реальность на другую. Причем каждому конкретному человеку. В этих словах нет ничего иносказательного, никакой символики. Их надо понимать самым прямым и непосредственным образом! Смена Реальности в вероятностной истории есть аналог туннельного эффекта в физике и описывается теми же уравнениями.
Каким же образом отдельно взятый человек может перейти с одной исторической последовательности на другую (желательно более комфортную для жизни)? Очень просто. Своими решениями и поступками мы либо утверждаем сделанный выбор, либо ставим его под сомнение. Конечно, текущая Реальность обладает некоторой устойчивостью, она сопротивляется и не отпускает. Но эта устойчивость не безгранична. Если сомнения перейдут некоторое пороговое значение, которое в каждом случае свое (но которое можно просчитать количественно), то Реальность сменится скачком. В этот момент обществом будет потеряна одна История и обретена совершенно другая. Мир вокруг нас изменчив; подобно хамелеону он демонстрирует нам такое прошлое и будущее, которые соответствуют нашему мировоззрению, настроению, погоде на улице...
Человек сам выбирает свою историю, но очень редко он делает это сознательно... потому мир и выглядит так, будто им управляют похоть, голод и страх. Дальнейшее развитие вероятностной модели истории, видимо, даст ответ на важный для каждого вопрос: «Как, каким образом можно СОЗНАТЕЛЬНО сменить одну текущую Реальность на другую? Наверное, это будет хорошо просчитанный комплекс действий, причем для каждого человека -- свой. Наверное, для перехода в «дальние» Отражения, которые очень сильно отличаются от нашего мира, это будет сложный комплекс, вплоть до каких-то конкретных и на первый взгляд необязательных поступков. Но если знаешь цель и путь известен, то ведь можно попробовать, не правда ли?
© 2000 Р.А. Исмаилов