|
К рубрикатору «Эссе и статьи Переслегина» |
Сменить цвет |
Современное авторское право начало формироваться в последней четверти XIX столетия в связи с реализацией национального проекта, известного как "Реконструкция Юга". Создавалось оно, в значительной степени, как "патентное право". Оставляя за скобками тонкости "де юре", отметим, что "де факто" патентное право всегда подразумевало под своим предметом некую вещь, объект, в самом крайнем случае - процесс, который, опять-таки, может быть представлен в виде некоторой конфигурации объектов. Неявно постулировалась единичность инновации: патентная формула в обязательном порядке включала в себя оборот "отличающийся от", причем предполагалось, что такое отличие, во-первых, может быть исчерпывающим образом изложено и, во-вторых, не содержит прямых отсылок к другим патентным формулам.
В самом начале следующего XX столетия возникли проблемы, связанные с "патентными системами". Предположим - как оно, кстати, и было на самом деле, что один изобретатель успел запатентовать систему управления по крену (сам факт наличия такой системы на самолете), а другой - систему управления по тангажу. Теперь ни они сами, ни кто-либо другой не могут дальше работать над конструкцией самолета: летательный аппарат должен в обязательном порядке содержать обе системы управления, а они закрыты патентом! Если изобретатели по каким-то внутренним причинам устраивают "патентную войну", отказываясь продавать или лицензировать свой патент, дабы этим не воспользовался "соперник", разумного выхода из такого "клинча" нет. В реальной истории авиации крупный промышленник сделал обоим "предложение, от которого невозможно отказаться", объединил разнородные авиационные патенты в патентный пул и открыл для всеобщего использования. Честь ему и хвала, но случайное меценатство - явно не решение проблемы.
В настоящее время "патентные клинчи" "расшивает" государство или крупные корпорации. Возникли, однако, гораздо более серьезные проблемы.
Об этом говорилось уже столько, что я буду краток. Расширительное толкование патентного права привело к тому, что сейчас можно запатентовать практически любой объект (шахматную партию, взятую от начала до конца из "справочника по дебютам", книгу, гонорар за которую истрачен полвека назад твоим дедом и т.п.). Патентное право, техническое по своей природе, четко определяло "патентную чистоту", и запатентовать в XIX столетии "архимедов винт" было невозможно. Увы, с текстами все оказалось значительно сложнее. Поскольку количество сюжетов ограничено, формальную патентную проверку не может пройти ни один текст. И проверка была исключена, что называется, по определению.
Далее, патентное право предусматривало действие патента в течение определенного числа лет, причем правообладание патентом наследовалось. Сделано это было, несомненно, с целью ускорить внедрение инноваций: изобретатель, рискнувший организовать собственное производство, награждался длительными конкурентными преимуществами. Из этой идеи практически ничего не получилось (примеры Парсонса, Маркони и Уайтхеда и немногих других - те исключения, которые лишь подтверждают правило), но, во всяком случае, ее позитивная социальная направленность очевидна.
Однако, тексты не подразумевает процесса "внедрения". А в таком случае наличие авторских прав у наследников социально просто вредно. Как всякая государственная рента.
Если любой "объект" может быть защищен авторским правом, то "поля" (понимаемые в соционическом смысле, как операции над объектами) вообще не охвачены авторским правом. С одной стороны, это хорошо, поскольку снижает информационное сопротивление. С другой, - замедляет развитие, так как исследования в ряде гуманитарных областей не могут вестись ввиду их принципиальной нерентабельности.
Проблема в невозможности запатентовать идею.
Точно так же вы не можете запатентовать "технику" (например, педагогическую или методологическую).
Вполне возможно, что "чистые идеи" не нуждаются в патентовании - они приходят "ниоткуда", могут быть зафиксированы на бумаге в виде "текста", и авторский гонорар за текст, как правило, более чем компенсирует затраты сил, интеллекта и времени на "распаковку" идеи.
Ситуация с "техниками" намного сложнее. Как правило, для своей апробации "техники" требуют огромной работы, участия многих людей, долгих исследований, большой статистики. Лишь тогда исходная концепция превращается в готовый "продукт". Однако, этот продукт не может быть продан, то есть - не является товаром. В результате такие исследования может позволить себе только очень богатое государство.
О гуманитарных технологиях ныне говорится очень много, но, кажется, никто так и не дал определения, что же это, собственно, такое. Между тем, ответ прост. Гуманитарные технологии не могут быть выражены в объектах или системах объектов. Гуманитарные технологии - системы идей, системы техник, системы организующих структур.
Тем самым, в современном чтении авторского права гуманитарные технологии не могут патентоваться. Они не являются товаром. Стоимость их производства весьма велика, поэтому оплачивать создание гуманитарных технологий может только общество в целом. Как правило, оно этого не делает.
Механизма подобного инвестирования не существует. (Само собой разумеется, такой механизм сам по себе был бы гуманитарной технологией, что немедленно порождает проблему рекурсивной ловушки).
По сути, возможны три принципиально различных схемы, из которых все три работать не будут, хотя и по разным причинам.
а) Решение о финансировании той или иной работы принимает государственный чиновник.
Данная схема была апробирована в СССР и доказала свою несостоятельность. Чиновник физически не может профессионально разбираться в вопросах "неовеществленного творчества". Поэтому в лучшем случае (если он честен и умен), решения будут носить случайный характер. Скорее же всего сработает принцип "стрелы Аримана": деньги будут выдаваться - сначала преимущественно, а затем исключительно - на бесполезные и вредные "гуманитарные исследования".
Предельным состоянием этой системы является, впрочем, не "производство монстров", но "распил денег" и генерация отчетов.
б) Решение о финансировании принимается экспертным советом.
К этой схеме относятся также финансирование гуманитарных исследований через систему академических институтов, целевые программы, Фонды.
Эта схема не будет работать, поскольку эксперты потому и являются экспертами, что они компетентны и считают себя компетентными. Вероятность того, что эксперт положительно оценит работу, генетически не связанную с экспертным сообществом, мало отличается от нуля, и это, отнюдь, не связано с личными мотивами. Работает психологическая формула: я и другие умные люди занимаемся этим вопросом десять лет, и что умного может предложить НАМ этот "парень с улицы". Статистически эта формула совершенно верна.
Экспертная система, впрочем, позволяет некоторое время развивать ряд технологий, порожденных самим сообществом. Далее, как обычно, аристократия вырождается в олигархию, и схема приходит в состояние "распила денег".
в) Финансирование получают все - в пределах выделенных фондов.
Не работает ввиду конечности фондов. В случае их практической неисчерпаемости схема мгновенно приходит в "основное состояние" - то есть "распил".
Общая проблема для всех схем государственного инвестирования - принципиальное отсутствие автоматической регуляции (рыночной, големной и пр.) А это подразумевает (в лучшем случае) низкую эффективность системы.
© 2005 Р.А. Исмаилов