Б.Л. Переслегин

©1999

послесловие к книеге Н. Попеля. В тяжкую пору .

"Июнь 1941 года: Приграничное сражение на Юго-Западном фронте".

Анализируя приграничное танковое сражение 8-го, 4-го, 15-го, 22-го, 19-го, 9-го мехкорпусов, с горечью и досадой убеждаешься, что причины разгрома носили не столько материальный, сколько организационный характер: при том уровне управления, который продемонстрировал штаб Юго-Западного фронта, ничего, кроме поражения, ждать было нельзя.

Вопрос о соотношении сил в районе Луцк-Дубно-Броды является дискуссионным и по сей день. Во всяком случае, не вызывает сомнения, что советские войска, несколько уступая противнику в численности личного состава, заметно превосходили его в танках; артиллерия сторон, по-видимому, была сравнима по своим возможностям. Обстановка над полем сражения, отнюдь, не была столь тяжелой для частей и соединений РККА, как это принято изображать. И дело даже не в том, что авиация Киевского Округа понесла 22 июня умеренные потери - просто, немцы имели на юго-западном стратегическом направлении сравнительно немного самолетов, и их физически не хватало, чтобы захватить господство в воздухе над огромной территорией Западной Украины.

Немецкие танковые дивизии, несомненно, превосходили мехкорпуса Юго-Западного фронта по боевой выучке. Однако, не приходится искать причины поражения в слабой подготовке личного состава РККА. Войска с честью выполнили свой долг, проявив при этом неплохую выучку и сплоченность. Восьмой мехкорпус прошел, не растеряв материальную часть, 500 км - в жару, по плохим пыльным дорогам, без воздушного прикрытия. Затем он - сходу, не имея ни данных о противнике от высшего командования, ни времени на организацию разведки - перешел в наступление, и добился заметных успехов. Наконец, корпус не развалился при длительном и тяжелом последующем отступлении, что тоже о многом говорит.

Для того, чтобы оценить решения высшего руководства ЮЗФ и тактического командования на местах, необходимо хотя бы кратко охарактеризовать истинное состояние Красной Армии накануне войны, силы сторон и оценку обстановки командованием фронта, Генштабом, представителями Ставки.

1. Состояние армии: мехкорпуса.

К 1941 году армия пришла после репрессий и чисток 1937-1938 гг., лишившись 44.000 человек командного состава всех степеней. В особенности пострадал высший и старший комсостав, что вызвало необходимость замещения должностей: 82% командующих округами, 53% командармов, 68% комкоров, 72% комдивов. Между тем, реорганизация армии, ее численный рост требовал огромного количества офицеров. Проблему пытались решать расширением сети военных училищ и сокращением сроков обучения, что, разумеется, привело к падению качества подготовки командиров всех степеней и снижению их авторитета в войсках.

Впрочем, даже через сокращенную подготовку прошли далеко не все лейтенанты, капитаны, полковники и генералы РККА. Так, накануне войны среди командиров полков Западного Военного Округа лишь 10,5% закончили Академии, только 32,1% - военные училища. Остальные 57,4% командовали полками после "курсов усовершенствования". (В дивизиях дело обстояло едва ли не хуже: 16,6%, 8,4%, 75%. Из шестнадцати командиров корпусов девять человек имели высшее военное образование, четверо - среднее. Трое закончило ускоренные курсы.)

На низовом уровне нехватка офицеров носила буквально катастрофический характер. Армии приходилось довольствоваться командирами с шестимесячным сроком обучения, выпускниками полковых школ. Впрочем, не хватало и их.

Подобные трудности, вызванные быстрым ростом численности вооруженных сил, в той или иной степени переживали все страны-участницы войны: Германия, армия которой лишь несколько лет назад была ограничена "версальской" цифрой в 100.000 человек, Великобритания и США, вообще не имеющие до войны системы воинской повинности. Но и немцы, и союзники опирались при "взрывном" расширении вооруженных сил на прекрасно подготовленный офицерский корпус мирного времени. Между тем, в СССР этот корпус был полностью разгромлен в ходе репрессий: он потерял десятки тысяч человек физически уничтоженными, доверие общества и уверенность в себе.

В условиях парализующего страха, тотальных обвинений и контробвинений в измене и шпионаже, офицеры, даже пережившие чистку, уже не были способны ни обеспечить должную дисциплину в войсках, ни надлежащее обучение поступающих из училищ кадров. Уничтожение тончайшего интеллектуального слоя армии привело к прекращению научных разработок в области военного искусства, в том числе - в важнейшем вопросе организации и строительства вооруженных сил. Точно так же игнорировались проблемы управления войсками в операции, задачи ремонта и снабжения подвижных соединений. В результате к началу войны организационные структуры РККА либо устарели на десять и более лет, либо носили откровенно случайный характер.

В этой связи представляет интерес история танковых (механизированных) корпусов. В 1939 году комиссия в составе Кулика Г.И., Буденного С.М., Шапошникова Б.М., Тимошенко С.К., Мерецкова К.А., Мехлиса Л.З., Павлова Д.Г., Щаденко Е.А. принимает решение об их расформировании. Обычно, это объяснят извращенной логикой репрессий: сторонником крупных моторизованных соединений был Тухачевский. Заметим, однако, что расстрел Ежова вовсе не привел к организационным переменам в НКВД. Аналогично, ни высылка Троцкого, ни смерть Орджоникидзе не сказалась на характере индустриализации. Вообще, если бы каждый эпизод борьбы за власть среди советского руководства приводил бы к изменениям организующих структур, страна, скорее всего, не дожила бы до начала Великой Отечественной Войны.

Точно так же несостоятельны ссылки на опыт боевых действий в Испании. Там проходили испытания танки с противопульным бронированием, причем они никогда не использовались централизовано. Кроме того, сомнительному испанскому опыту можно было противопоставить Халкин-Гол, где советские подвижные соединения проявили себя с самой лучшей стороны.

Весной 1940 по решению политического руководства страны Генштаб вновь приступил к формированию механизированных корпусов. В объяснение этого факта принято ссылаться на опыт боевых действий в Европе. И вновь версия не выдерживает критического анализа.

И в военных, и в политических кругах прекрасно понимали, что Польская кампания вермахта не доказывает ровным счетом ничего. Да, крупные моторизованные соединения добились там крупных успехов, однако, при той группировке войск, которую избрал маршал Рыдз-Смиглы, поражение Польши было предрешено при любой разумной немецкой тактике. Советское руководство справедливо расценило ход и исход боевых действий не столько как убедительную победу Германии, сколько как полное поражение "буржуазно-помещичьей "Польши". (Формула: "…нанесли смертельный удар по уродливому детищу Версальского договора так называемому Польскому государству").

В блистательных германских операциях в Дании и Норвегии крупные танковые соединения не использовались, что же касается кампании во Франции, то решение о воссоздании механизированных корпусов было принято руководством РККА раньше, нежели ее итоги могли быть проанализированы - хотя бы вчерне.

С другой стороны собственный опыт боевых действий в Финляндии настраивал в отношении механизированных соединений, скорее, на пессимистический лад.

Вероятно, и первое решение - о расформировании танковых корпусов, и второе - об их воссоздании, - правильнее объяснять внутренними, организационными, причинами. Количественный рост вооруженных сил вместе с катастрофическим падением уровня командного состава всех степеней настойчиво подталкивало руководство РККА к упрощению армии, иными словами - к сокращению разнообразия организационных структур и штатных расписаний. Косвенно это подтверждается тем обстоятельством, что "борьба с линией Тухачевского", отнюдь, не сопровождалась сокращением производства танков в СССР. Более того, именно в этот период начинается выпуск танков нового поколения, причем испытания экспериментальных машин вызывает огромный интерес советского военного и политического руководства.

Во всяком случае - вне всякой зависимости от позиции, занятой такими одиозными фигурами, как Кулик или Мехлис - о прекращении массового выпуска бронетехники не могло быть и речи: военная экономика обладает огромной инерционностью и сама диктует армии свои законы. "Первый год - почти ничего, второй - очень мало, третий - значительное количество, четвертый - столько, сколько нужно. И пятый - много больше, чем нужно". К началу войны в стране отчетливо наблюдалось перепроизводство танков.

Воссоздание танковых (механизированных) корпусов было естественным ответом армейского руководства на диктат промышленности. Кроме того, к началу 1940 года стали более или менее понятны последствия передачи бронетехники из специализированных структур в общевойсковые. Упростив структуру армии в целом, комиссия Кулика, резко усложнила задачи штабов корпусов и дивизий. Пехотные командиры не имели ни малейшего представления не только об использовании, но и об элементарном техническом обслуживании танков; службы снабжения попросту игнорировали специфические потребности танковых рот и батальонов, приданных общевойсковым частям. В результате пехотные дивизии начали превращаться в свалку дорогостоящей техники. Дальнейшее их заваливание продукцией военной индустрии было лишено даже тени смысла - проще было сразу отправлять танки из цехов заводов на переплавку, нежели гноить их в лесах и болотах.

Сведение основной массы танков в мехкорпуса позволяло, по крайней мере, наметить пути решения проблемы технического обслуживания бронетехники.

Новую задачу решали с социалистическим размахом.

Первоначально было решено создать 9 механизированных корпусов, затем - еще 20: это позволяло загрузить промышленность заказами на ближайшие два-три года . Советский механизированный корпус должен был стать самым танковым корпусом в мире: по штату он включал две танковых дивизии по 375 танков и одну механизированную в 275 танков. С учетом штабных и командирских машин это составляло 1031 единицу бронетехники, в том числе 126 КВ и 420 Т-34, остальные 485 - танки старых типов, в том числе огнеметные . Впрочем, поскольку все корпуса начали формироваться одновременно, к началу войны ни один из них не был укомплектован по штату.

Итак, взяв за основу структуру немецкой танковой дивизии образца 1939 года, советские теоретики "усовершенствовали" ее, добавив 50 танков и сократив количество мотопехоты.

Германия, напротив, в 1941 году уменьшила количество танков в танковой дивизии с 324 до 147 - 209. Это решение обычно связывают с физической нехваткой танков и "инстинктивным стремлением Гитлера иметь перед вторжением на необъятные просторы России как можно больше подвижных соединений, пусть и меньшей численности" . Сам фюрер объяснял переход на новые штаты изменением качественного состава техники: за счет увеличения удельного веса средних танков. Реальные боевые возможности новых, "сокращенных" дивизий остались на прежнем уровне, управление же соединениями упростилось, мобильность их возросла. Во всех этих утверждениях есть свой резон, но, главной причиной реформирования организационной структуры подвижных частей вермахта, несомненно, был опыт войны.

Оказалось, что командиры дивизий, как правило, не используют в бою оба танковых полка. Более того, второй полк либо применяется "непрофильно" (в эшелоне, для охраны коммуникаций, для прикрытия флангов), либо вообще раздергивается побатальонно. Орготдел Генштаба справедливо связал это с неспособностью комдивов управлять усложненными по структуре и перегруженными танками соединениями. И это при том, что вермахт не испытывал недостатка в средствах связи, управления, снабжения, технического обеспечения.

Как бы то ни было, новые немецкие танковые дивизии стали легче и мобильнее, но доля танкистов в них понизилась, а процент пехоты увеличился. В перспективе - если потери в танках в ходе операций не будут своевременно возмещаться тыловыми службами и промышленностью - это могло привести к резкому падению пробивной силы войск, что заключало в себе тенденцию к позиционности. Однако, до этого еще нужно было "дожить". Пока же следовало лишь констатировать, что орготдел ОКХ сумел создать полноценный боевой инструмент, пригодный для решения как тактических, так и оперативных задач.

Танковые дивизии входили в состав корпусов переменного состава. Два-три корпуса образовывали высшую структурную единицу подвижных войск - танковую группу, которой иногда передавались отдельные пехотные дивизии и даже корпуса. В операциях лета-осени 1941 года основная оперативно-тактическая нагрузка выпадала на дивизии, организационно-снабженческая - на штабы корпусов, ведущая оперативно-стратегическая роль принадлежала танковым группам.

Если немцы пошли (хотя, и не совсем последовательно: пехотная дивизия так и осталась "перетяжелена" батальонами) по пути упрощения организующих структур и их адаптации к реальным возможностям командиров , то РККА, напротив, стремилась к созданию "чудес света" - гигантских несбалансированных соединений, управлять которыми мог лишь гениальный полководец и лишь при наличии соответствующих технических средств.

Так, например, 8-й мехкорпус имел 858 танков восьми (!) разных типов. Из этого количества 171 танк были оснащены двигателями В-2 и В-2К и нуждались в дизтопливе. Остальные танки имели карбюраторные двигатели и требовали бензина (по меньшей мере трех марок). Бронетехника корпуса имела на вооружении пять модификаций орудий калибров 37 мм, 45 мм, 76 мм. Приданные артполки включали также 122 мм гаубицы, 152 мм пушки и гаубицы. Кроме вышеперечисленного, в рамках утвержденных штатов в состав корпуса должна была входить собственная авиация!

Снабжение такого левиафана горюче-смазочными материалами, боеприпасами и запчастями представляло значительные трудности даже в мирное время - при стационарном расположении дивизий. В маневренной войне оно, по-видимому, было за пределами человеческих возможностей. Особенно - в такой сложной и закрытой местности, как район Дубно с его болотами, лесами и заболоченными поймами рек.

Еще более серьезный характер носили проблемы с управлением войсками. Прежде всего, РККА "образца 1941 года" не использовала такое организационное понятие, как танковая армия (группа). Мехкорпус одновременно был и высшим оперативно-стратегическим соединением, и исполнительной оперативно-тактической структурой - вся управленческая нагрузка сосредотачивалась в этом звене.

Проблема взаимодействия нескольких механизированных корпусов в бою не ставилась даже теоретически. Предполагалось, что эту задачу возьмет на себя штаб фронта. Таким образом, в непосредственном фронтовом подчинении оказывалось четыре армии и восемь мехкорпусов , то есть двенадцать единиц управления. Военная наука учит, что "великий мастер военного дела более, чем пятью единицами одновременно руководить не может"… В июньских боях все командование корпусами со стороны штаба фронта сводилось к последовательной постановке взаимоисключающих задач, причем приказы отдавались каждому корпусу в отдельности. Единственной попыткой организовать какое-то подобие совместного наступления была "командировка" начальника автобронетанковых войск фронта Р.Н.Моргунова в 8-й и 15-й корпус. Что же касается взаимодействия мехкорпусов с действующими на тех же направлениях стрелковыми частями, то такая задача, похоже, даже не была поставлена.

Между тем, местность в полосе действия мехкорпусов носила "рассеивающий" (по терминологии Сунь-цзы) характер: боевые порядки соединений расчленялись местными препятствиями, что предъявляло особые требования к непрерывности и твердости управления войска. Штаб фронта физически не мог обеспечить такое управление - ввиду удаленности от района боев и неизбежного запаздывания распоряжений . Штабы корпусов также не были подготовлены к решению столь сложных задач.

Таким образом, сама система командования на Юго-Западном фронте провоцировала "пакетное" использование частей и соединений. Ни при каких обстоятельствах, даже самых благоприятных, мехкорпуса ЮЗФ не могли быть использованы в рамках единого, тщательно выстроенного оперативного замысла. При любом "раскладе" они были обречены сражаться поодиночке.

И без того тяжелую ситуацию усугубляло отсутствие в корпусах надежных технических средств управления. Части были обеспечены лишь проводной связью, пригодной для мирного времени и стационарного расположения войск. Трудно сказать, как ее собирались использовать в боевых условиях.

Танковых раций не хватало, да и те, что были, имели малый радиус действия и использовали один канал, в который мог войти каждый командир радиофицированного танка (и любой желающий, знающий рабочую частоту). Радиосвязь велась только открытым текстом.

К началу войны армия была обеспечена фронтовыми радиостанциями на 63%, армейскими - на 59%, полковыми на 57%, корпусными, дивизионными, танковыми на 56% . Впрочем, и те средства связи, которые находились в войсках, сплошь и рядом использовались неправильно или не использовались вообще. В 12-м мехкорпусе, например, все радийные танки собрали в одной дивизии, другие части корпуса не получили их вовсе. Батальоны связи корпусов и дивизий начали формировать только в апреле 1941 года; к началу войны они были недоукомплектованы.

Оставляла желать лучшего и боевая подготовка танкистов. Механики-водители имели опыт вождения танков от 5 до 10 часов, стрельбы из танковых пушек практически не производились.

Не хватало запчастей к танкам и бронемашинам. К началу 1941 года в бронетанковом управлении скопились заявки на ремонт 21000 боевых и вспомогательных машин, причем проверка показала, что многие машины можно было бы отремонтировать в частях - при наличии необходимого оборудования, запчастей и хотя бы минимальной квалификации водителей-механиков.

Восьмого июля 1941 года бригадный комиссар Юго-Западного Фронта сообщит в Главное Управление Политпропаганды Красной Армии: "За период боевых действий в ряде частей и соединений значительные потери матчасти. В 22-м мехкорпусе за время с 26.06. по 01.07. потеряно 46 автомашин, 119 танков, из них 58 подорвано нашими частями во время отхода из-за невозможности их отремонтировать в пути. Исключительно велики потери танков КВ в 41-й танковой дивизии 22-го мехкорпуса. Из 31 танка, имеющихся в дивизии, на 06.07. осталось девять. Выведены из строя противником - пять, подорваны экипажами - двенадцать, отправлены на ремонт - пять. Большие потери КВ объясняются в первую очередь слабой технической подготовкой экипажей, низким знанием ими матчасти, а также отсутствием запчастей. Были случаи, когда экипажи не могли устранить [простые] неисправности танков и подрывали их".

По штату мехкорпуса имели огромное количество автотранспорта - более 5.000 автомобилей, не считая колесных и гусеничных тягачей. В действительности, почти весь этот транспорт надлежало получать из народного хозяйства по мобилизации. Автомобили и трактора, находящиеся в войсках к началу войны по большей части стояли без движения и требовали ремонта.

Таким образом, элементарный критический анализ приводит нас к выводу, что механизированные корпуса РККА - во всяком случае, в том состоянии, в котором они были к началу войны - ни в коем случае нельзя считать орудиями "глубокой операции". Это были несбалансированные трудноуправляемые соединения, снабжать которые в маневренной войне не представлялось возможным. Личный состав по большей части не имел не только боевого, но и учебного опыта, штабы не успели приобрести навык управления войсками. Предвоенная подготовка (там, где она вообще была) ограничивалась масштабом танковых рот и батальонов. Никаких "репетиций" действий дивизий или, тем более, корпуса, как целого, не проводилось.

В подобных условиях поражение мехкорпусов РККА было предрешено. Достойно восхищения уже то, что эти корпуса сумели дойти до поля сражения, не растеряв в многокилометровых маршах всю боевую технику (как то случилось в 1938 году с одной из бронетанковых дивизий вермахта).

2. Состояние армии: военно-воздушные силы.

В 1940 году руководство РККА отказалось от авиационных армий; боевая авиация была придана общевойсковым соединениям. Корпуса АДД формально остались в центральном подчинении, фактически она управлялась военными округами. Это решение было, в известной степени уникально: оно отрицало все три взаимоисключающие теории боевого применения авиации .

Подготовка летчиков была совершенно недостаточной. За первые три месяца 1941 года средний налет пилотов в КОВО составил 4 часа. Перед войной в западные округа поступило 1540 самолетов, но переподготовку на них прошли только 208 экипажей. В результате, старые самолеты не могли летать из-за отсутствия запчастей, а новые машины - из-за нехватки пилотов. Ситуация дополнительно усугублялась тем, что новые модели были строги в пилотировании (прежде всего, это относилось к истребителю МиГ-3).

В результате огромная масса авиации, сконцентрированная в западных округах, не оказала заметного влияния на ход и исход Приграничного сражения. В воспоминаниях Баграмяна И.Х., Рябышева Д.И., Попеля Н.К, Москаленко К.С. постоянно подчеркивается отсутствие авиационного прикрытия:

"Но особенно ощутимыми были удары внезапно появившейся вражеской авиации. Группами по 50 - 60 самолетов противник бомбил боевые порядки соединений. Наших самолетов в воздухе не было. <…> Совсем обнаглели немецкие летчики, бомбят и обстреливают боевые порядки наших войск, а наших самолетов не видно. Мы успешно отражали атаки танков и пехоты врага, но против авиации противника были почти беззащитны. Группами по 40 - 50 самолетов, волна за волной, налетали они на боевые порядки корпуса. Наша авиация по прежнему не появлялась. <…> В небе беспрерывно висели десятки бомбардировщиков, земля содрогалась от бомбовых ударов".

Необходимо иметь в виду, что аэродромы Киевского и Одесского округов практически не пострадали от "воздушного блицкрига" 22 июня. Общие потери составили всего 180 машин. К началу войны на территории этих округов дислоцировались 85 авиаполков из 218 имеющихся в наличии в ВВС РККА, что составляет более 3000 самолетов. Система базирования, насчитывающая более 180 аэродромов в пределах трехсоткилометровой приграничной полосы, позволяла легко маневрировать силами авиации, сосредотачивая ее на главных оперативных направлениях. Мы должны заключить, что при всех "объективных трудностях", имеющих место быть в условиях внезапного нападения врага, авиация ЮЗФ имела реальную возможность завоевать господство в воздухе или, по крайней мере, сколь угодно долго поддерживать оперативный баланс.

В реальности, однако, авиация фронта не смогла даже обеспечить разведку противника. Более того, ее руководство просто выдумывало разведывательные донесения. Так "появилась" оказавшая огромное влияние на решения командования ЮЗФ немецкая танковая группа, наступающая от Бреста и обтекающая правый фланг фронта. По донесениям летчиков эта группа насчитывала не менее 2.000 танков.

"Из разговора я понял, - пишет И.Х.Баграмян, - что Жуков считал действия командования фронта недостаточно энергичными, много внимания уделялось решению второстепенных задач, а нужно определить главную опасность. Таковой являются танковые и моторизованные группировки. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены для решения этой задачи. <…>

Было решено продолжить контрудар. В нем участвовали 4-й, 8-й, 15-й мехкорпуса. На поддержку атакующих корпусов Военный совет фронта три авиационных дивизии - все, чем мы здесь располагали. Значительные авиационные силы нацеливались против Брестской механизированной группы немцев, о которой продолжала доносить наша авиаразведка. Эти сведения впоследствии не подтвердились".

В конце 1940 - начале 1941 года в войска начали поступать новые типы самолетов - МиГ-3, ЯК-1, ЛАГГ-3, ИЛ-2, Пе-2 и др. Всего было выпущено МиГ-1 - 111 штук, МиГ-3 - 1289 штук, Як-1 - 399, Лагг-3 - 22, ИЛ-2 - 249, Пе-2 - 459. На вооружении продолжали оставаться истребители И-16 различных модификаций, совершенно устарелые И-15 и И-153, бомбардировщики СБ, ТБ-3 и др.

В мае 1941 года произошел переход на новую организацию авиатыла, в результате чего был внесен ряд изменений в дислокацию ВВС. Так, в боевой состав 5-й армии ЮЗФ включаются дополнительно 39-я истребительная и 62-я бомбардировочная авиадивизии, из состава 14-й смешанной АД, исключается 92-й истребительный полк.

Согласно новым указаниям, 14-я смешанная АД должна была в течение первого дня мобилизации перебазироваться к границе и занять оперативные аэродромы. Это выглядит вполне логичным, однако, вновь вставал "проклятый вопрос" связи. Ввиду хронической нехватки радиостанций, связь штабов ВВС с авиадивизиями, а дивизий с аэродромами осуществлялась по проводам (то есть, в условиях маневренных боев не осуществлялась вовсе). Остро вставали проблемы ремонта и снабжения: оперативные аэродромы полностью зависели в этом отношении от тыловых баз.

Задачи армейской авиации сводились к прикрытию своих частей и районов сосредоточения. ВВС пятой армии получили дополнительное распоряжение: штурмовыми действиями во взаимодействии с пехотой не допустить переправы противника через Буг. Приоритет целей бомбардировочной авиации планом развертывания определен не был.

"Раздерганная" по пехотным соединениям, авиация округа просто растаяла в июньских боях. Читаем в донесении начальника управления Политпропаганды ЮЗФ бригадного комиссара Михайлова:

"ВВС ЮЗФ с 22.06 по 07.07. 1941 г. выполняли задачу по уничтожению прорвавшихся мотомехчастей противника, прикрывали железнодорожные узлы, населенные пункты, вели разведку и прикрывали отход своих войск. По неполным данным за 13 дней войны в воздушных боях нашей авиацией сбито свыше 300 самолетов противника. Частями ВВС фронта с 22 июня по 01 июля сего года потеряно 354 самолета, в том числе: на аэродромах (главным образом, 22.06) - 180, сбито зенитной артиллерией - 29, сбито в воздушном бою - 145. Помимо этого выведено временно из строя - 225, 60% этих самолетов восстановлено и участвуют в боях.

Потери в личном составе ВВС:

убито и пропало без вести - 309,

ранено - 165.

Кадры летно-технического состава, как правило, сохранены.

В результате больших потерь в ВВС фронта осталось очень малое количество матчасти. Всего самолетов в строю осталось 359, из них истребителей - 169, бомбардировщиков - 190, неисправных и находящихся в ремонте 209. Из общего количества потерь матчасти в воздушных боях больше всего падает на бомбардировочную авиацию, которая не всегда сопровождается истребителями - ввиду их малого количества".

В этом документе представляет интерес "бухгалтерский баланс" авиации округа: 359 боеспособных машин + 209 ремонтирующихся + 40% от 225 поврежденных + 354 сбитых и уничтоженных на земле в сумме составят 1012 самолетов или 27,2% реальной численности ВВС округа. Что же случилось с остальными двумя тысячами семьюстами самолетами?

Во всяком случае, никто их в воздухе не видел. Ни одну из перечисленных бригадным комиссаром задач авиация Округа не решила.

Кроме армейской авиации, прикрытие сухопутных войск от ударов с воздуха обеспечивали силы ПВО округа, включающие систему ВНОС , истребительную авиацию центрального подчинения, зенитную артиллерию средних и малых калибров, зенитные пулеметы. Основная масса войск ПВО располагалась вдоль границ, там было сосредоточено 1039 батарей среднего калибра или 90% их общего количества. Обращалось особое внимание на развитие сети постов раннего обнаружения: в полосе 5-й армии предполагалось развернуть 56 таких постов, не считая отдельной сети 90-го и 98-го погранотрядов, сетей корпусного и дивизионного уровня. Предполагалось, что посты будут оборудованы всеми необходимыми средствами связи, но в реальности обмен информацией между постами, войсками и аэродромами осуществлялась, в основном, по стационарным проводным линиям Наркомата связи. Понятно, что функционировать в реальном времени такая связь не могла.

3. Начало войны: силы сторон в полосе Юго-Западного и Южного Фронтов.

"В составе наносящих главных удар групп армий "Север", "Юг" и "Центр" мы насчитываем 111 немецких дивизий (в том числе 9 охранных, 16 танковых, 13 моторизованных, 3 легких, 2 горных) и 1 лейбштандарт, а также - в составе 11-й немецкой армии - 3 румынских дивизии и 3 бригады. Две немецкие дивизии дислоцировались в Норвегии.

Таким образом, насчитываем на 22.06.1941 г. 114 немецких дивизий и 37 дивизий союзников или 151 дивизию в первом эшелоне (считая лейбштандарт "Великая Германия" за дивизию, что завышено).

Источники, однако, приводят другие цифры: говорится о 153 немецких дивизиях (129 в первом эшелоне) и 37 дивизий союзников. Это дает 190 дивизий, из них 166 - в первом эшелоне.

Трудно объяснить это значительное расхождение, тем более, что цифры в источниках вообще сходятся плохо: так, везде говорится о 37 дивизиях сателлитов, однако, формальный подсчет по тем же источникам дает 40 дивизий, полагая две бригады за дивизию (12 пехотных, 4 кавалерийских, 1 танковая румынские дивизии и, 3 горно-пехотные и 2 крепостные румынские бригады; 2 словацкие пехотные дивизии и моторизованная бригада; 18 финских пехотных дивизий). В течение июля-августа добавилось 3 итальянские пехотные дивизии, 2 венгерские моторизованные и 1 кавалерийская бригада, что дает 44,5 дивизии союзников.

Вероятнее всего, столь "плавающее" число крупных соединений связано с пороком методики подсчета. В 1941 году в Германии было сформировано 58 дивизионных штабов (в том числе 11 штабов танковых и 8 штабов моторизованных дивизий), 16 корпусных и 4 армейских штаба. К 22 июня 1941 года некоторые из этих соединений существовали только на бумаге. Так, например, количество дивизий в Норвегии определяется источниками в восемь (четыре двухдивизионных корпуса), в то время как реально там находилось только две дивизии и три "пустых" корпусных командования.

В значительной степени это замечание относится и к резервам ОКХ (21 пехотная, 2 танковых, моторизованная дивизии), в частности - 2-й армии.

Понятно, что со временем корпусные и дивизионные командования превращались в реальные корпуса и дивизии, некоторые из них (не все) действительно отправлялись на Восточный фронт.

Далее, при анализе соотношения следует учесть, что не все соединения стран-сателлитов реально находились на фронте, формальный счет по списочным дивизиям в данном случае неприемлем.

Еще больше проблем возникает с определением сил Советского Союза. Официальные советские источники дают 170 дивизий и 2 бригады в Западных округах (общее количество дивизий оценивается в 303, из них 81 формируется), при этом указывается, что дивизии не были укомплектованы до штатной численности (процент укомплектованности не приводится). С учетом того, что это были кадровые дивизии первого стратегического эшелона, существенные отклонения от штатной численности предполагаются маловероятными.

Скорее всего, мы не ошибемся, определив количество дивизий первой волны в 150 у Германии и ее союзников и 170 у Советского Союза в западных округах. С учетом пресловутой "недоукомплектованности" и того, что штатная численность советской дивизии несколько меньше (14.483 человека и 210 орудий против 15.859 человек и 237 орудий вряд ли мы серьезно отклонимся от истины, определив силы сторон, как приблизительно равные.

Советский Союз, однако, обладал значительным преимуществом в технике. В девяти механизированных корпусах, сосредоточенных на западной границе по штату должно было насчитываться 9.279 танков. В реальности, эти корпуса по штату укомплектованы не были. С другой стороны немалое количество танков не входило в состав мехкорпусов и было разбросано по дивизиям.

Точное число танков в Западных округах не сообщает ни один советский источник. Априорные оценки по производству дают верхний предел 18.000 танков старого типа и около 2.000 новых . Апостериорные оценки по уничтоженным и захваченным русским танкам (по дневникам Ф.Гальдера) дает цифру 9.400 танков. Нижний предел, насколько можно судить, - 7.000 танков, из них 1.861 новый.

В составе 19 танковых дивизий Германии, сосредоточенных на Восточном фронте штатно насчитывалось 3.289 танков. С учетом техники союзников получим "общепринятую" цифру 4.000, из которых 60-65% (то есть около 2.500 штук) относились к новым типам. Таким образом, преимущество Советской армии в танках мы должны определить, как 2 - 2,5 к 1.

Авиация, сосредоточенная против СССР, составляла около 4.000 самолетов. Советские военно-воздушные силы в Западных округах включали 2.739 самолетов новых типов и, как указывают все источники, "значительное число старых". По некоторым данным, новые самолеты составляли 17% от общего числа, что дает около 16.000 самолетов. Трудно сказать, какая часть из них могла взлететь (то есть, имела запчасти, горючее, боеприпасы и экипаж). В результате определить реальное соотношение сил не представляется возможным, мы можем лишь диагностировать видимый перевес советской стороны .

Артиллерия Германии и ее союзников оценивается в 42.000 орудий, Советского Союза - в 67.000 орудий, что дает соотношение 1,6 : 1 в пользу СССР. Обе цифры, видимо, завышены процентов на пятнадцать - двадцать" .

В полосе группы армий "Юг" были сосредоточены следующие силы сторон (с учетом румынских войск, без венгерских и словацких войск, резервов главнокомандования вермахта и РККА, дислоцированных на южном крыле стратегического фронта):

4. Стратегическое развертывание.

Согласно принятого НКО и утвержденного в октябре 1940 года Правительством СССР плана стратегического развертывания войск предусматривалось создать на западном оперативном направлении три фронтовых командования. Войска Северо-Западного и Западного Фронтов имели задачу сковать силы противника в Восточной Пруссии, прикрыть Минск, Вильнюс и Ригу. Юго-Западный фронт (совместно с 4-й армией ЗФ) должен был, прочно закрывая государственную границу в Бессарабии и Северной Буковине, наступать на Люблин и Краков, далее на Бреслау.

Легко проследить генетическое родство этого плана со стратегическим развертыванием "А" русских армий в Первой Мировой войне. В данном случае, однако, перед войсками ставились менее решительные задачи.

План "А" предусматривал двусторонний охват основной массы австро-венгерских войск, выход на венгерскую равнину и в конечном счете разгром Австро-Венгрии. В плане 1940 года речь шла только об изоляции Германии от Балкан. Охватывающая операция проводилась в ограниченном масштабе - против Люблинской группировки противника. Дальнейшее наступление на Краков и Бреслау носило прямой характер.

Как и в 1914 году перед русскими войсками вставала проблема сроков мобилизации. Хотя для проведения скрытой мобилизации РККА было сделано все возможное, руководство НКО отдавало себе отчет, что немцы будут обязаны отреагировать на начало массовых перевозок войск к западной границе СССР немедленным переходом в наступление, при этом, исходя из состава уже сосредоточенных сторонами сил и начертания железных дорог в течение первых двух недель боевых действий вермахт будет иметь определенное превосходство в силах.

В соответствии этим штаб КОВО разработал поэтапный план фронтовой операции:

1. Оборона границы до окончания развертывания войск;

2. Переход в наступление на Люблин;

3. Закрепление на достигнутых рубежах.

В январе 1941 года Г.К.Жуков, командующий войсками КОВО, отличившийся при проведении отчетных оперативно-стратегических игр декабря 1940 г., был назначен начальником Генерального штаба. В связи с этим план подвергся корректировке; 11 марта он был представлен Генштабом на утверждение. Новый план, однако, по-прежнему носил ограниченный характер. Г.К.Жуков уже после войны самокритично высказался о нем так: "При переработке оперативных планов весной 1941 г. не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальный период").

Новый план, предусматривающий развертывание против Германии и ее союзников до 170 стрелковых дивизий и 27 мехкорпусов "стандартного" трехдивизионного состава, ставил более решительные задачи, но "…в зависимости от обстановки". Речь шла о дальнейшем развитии операции через Познань на Берлин (по опыту Первой Мировой войны, кстати, неудачному) или на Прагу и Вену (такой план также предлагался осенью 1914 года командующим Юго-Западным фронтом Н.И.Ивановым). Рассматривался и более оригинальный оперативный замысел - удар на Торунь с поворотом на Данциг и обходом Восточной Пруссии.

План этот, представляющий из себя комплект благих пожеланий как с точки зрения выделенных для операции сил (27 механизированных корпусов находились в стадии формирования, их состав был далек от штаного, боевая подготовка равнялась нулю), так и с точки зрения поставленных целей, не был передан в войска.

В апреле 1941 года А.М.Василевским был составлен проект директивы на разработку плана оперативного развертывания войск приграничных округов. В частности, конкретизировался план Люблинской операции, к ее осуществлению привлекалась не только 4-я, но и 13-я армия ЗФ, ставился вопрос о необходимости захвата переправ через Вислу.

Проект этот носил "предэскизный характер" и уже не мог оказать никакого влияния на развития событий. На его разработку до стадии директивного планирования просто не оставалось времени. Не говоря уже о проведении необходимых перегруппировок войск.

Обстановка в приграничных округах менялась ежедневно. Уже 25 марта разведкой были собраны данные (как выяснилось после войны - сильно завышенные) о сосредоточении на границе 120 немецких дивизий. Это ставило под сомнение план прикрытия границы, занятой менее, чем пятьюдесятью дивизиями.

Начиная с 27 марта значительно увеличилось прибытие к границе эшелонов с военной техникой и боеприпасами. Третьего апреля в Пшоворск прибыло 300 танков, то есть две полнокровные танковые дивизии. Тогда же стало известно о секретном распоряжении Гитлера приостановить выполнение заказов для СССР. Десятого апреля разведка НКВД сообщила о содержании беседы Гитлера с югославским принцем Павлом, из которой следовало, что Германия начнет военные действия против СССР в конце июня. Двадцатого апреля Управление Погранвойск доносило НКВД, что войсками Округа собраны данные об ускорении подготовки к войне со стороны Германии. В мае немецкие войска приступили к массовому строительству траншей, блиндажей и наблюдательных пунктов. В Румынии начался призыв резервистов возрастных категорий до 45 лет - то есть, открытая мобилизация.

В мае на имя Председателя Совета Народных Комиссаров т. Сталина И.В. был представлен документ, написанный рукой генерал-майора Василевского: "Докладываю на Ваше рассмотрение соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил на случай войны с Германией и ее союзниками. В настоящее время по данным разведуправления Красной Армии Германия имеет развернутыми около 230 пехотных, 22 танковых, 20 моторизованных, 8 воздушных, 4 кавалерийских, а всего 284 дивизии. На границе Советского Союза на 15.04.1941 г. сосредоточено до 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизованных, 1 кавалерийской, а всего до 120 дивизий. Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предупредить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск".

Дискуссия на тему был ли этот документ подписан Сталиным или нет, очевидно, лишены смысла: на претворение его в жизнь уже не оставалось времени. Германскому генеральному штабу понадобился почти год, чтобы спроектировать и осуществить развертывание "Барбаросса". В распоряжении Жукова и Василевского оставалось лишь около двух месяцев для того, чтобы подготовить встречную операцию и развернуть для нее войска. Да и не были подготовлены громоздкие оргструктуры Красной Армии к задуманной Василевским "темповой игре".

В начале мая КОВО получил оперативную директиву наркомата обороны "на случай внезапного нападения на нашу страну".

План предусматривал развернуть в первом эшелоне стрелковые корпуса, во втором - четыре мехкорпуса (по одному на каждую из армий). В дополнение к плану прикрытия 1940 года НКО потребовал от руководства Округа оборудовать передовой командный пункт в Тарнополе и спешно подготовить в 30 - 35 км от границы тыловой оборонительный рубеж, на который вывести пять стрелковых и четыре механизированных корпуса. Все перемещения соединений могли быть осуществлены только по особому распоряжению наркома.

Новые распоряжения Москвы носили двойственный характер. С одной стороны, перед войсками ставились прежде всего оборонительные задачи. С другой - штаб Округа и линия развертывания мехкорпусов относится вперед. По-видимому, идея упреждающего удара была признана перспективной, но и рискованной. Для того, чтобы провести замысел Василевского в жизнь, надо было очень точно рассчитать время, принять все меры к обеспечению стратегической внезапности, а главное своевременно принять политическое решение о войне с Германией . Такового решения, очевидно, принято не было. В результате не удалось ни создать компактные наступательные группировки, ни занять достаточными силами рубежи обороны.

В мае стороны продолжали активное наращивание сил вдоль будущего Восточного фронта. Германия перебрасывала 3-й и 4-й (а) эшелоны войск, 20 мая был введен график ускоренного движения (военное положение на железных дорогах). Советское командование сосредотачивает в полосе КОВО 19-ю армию И.Конева из Северо-Кавказского военного округа и 16-ю армию М.Лукина. Двадцать первая армия из Приволжского округа перевозится на стык Украины и Белоруссии, начинается создание группы армий третьего стратегического эшелона (19-я - 22-я армии). Под видом учебных сборов призывается 793 тысячи человек запасных.

В июне немцы сосредотачивают 4-й (б) эшелон - резервы главнокомандования, основная масса танковых и моторизованных соединений. НКО 14 июня начинает выселение жителей приграничной полосы, а пятнадцатого передает приказ начать с 17.06. выдвижение стрелковых корпусов КОВО к границе.

Обе стороны стараются насытить войска боеприпасами и запчастями, складывая их на открытом воздухе. На основании данных визуальной разведки начальник штаба 5-й армии Д.С.Писаревский в середине июня докладывает командованию Округа, что нападения противника следует ожидать "с минуты на минуту". Одновременно, начальник штаба 8-й армии И.С.Варенников сообщил, что "немцы подготавливают исходное положение для наступления" .

Десятого июня Разведуправление РККА пришло к выводу, что война должна начаться в последних числах июня, тактика противника будет выстроена на внезапных рассекающих ударах компактных группировок, которые уже созданы на границе. В заключение Разведуправление лаконично сообщило, что Финляндия начала открытую мобилизацию и перевозку войск к советской границе.

До сих нет прямого ответа на вопрос, что удерживало военное и политическое руководство СССР от очевидного в условиях нарастающей напряженности шага - приведения войск в боевую готовность и выдвижении их из казарм и лагерей. В действительности, не выдерживают никакой критики обе альтернативные версии.

В рамках классического подхода к истории утверждается, что И.В.Сталин прилагал всемерные усилия к оттягиванию войны и стремился "не давать немцам повода для провокаций". Эта модель, однако, не учитывает простого обстоятельства: после августа 1914 года ответственные политики всех крупных государств отчетливо знали, что мобилизация это не повод к войне. Мобилизация - это сама война, а стратегическое развертывание - первая фаза кампании.

Ревизионистский подход, предложенный В.Суворовым, ставит во главу угла предположение о подготовке Советским Союзом гигантской захватнической войны, первым актом которой должен был стать разгром вермахта. В рамках этой версии считается, что И.В.Сталин пытался "усыпить бдительность противника", дабы Красная Армия окончательно изготовилась к наступлению, намеченному на 6-е июля 1941 года.

Оставляя за скобками тот факт, что РККА по причинам, обозначенным выше, не была бы готова к серьезному наступлению ни 6 июля, ни даже 6 декабря 1941 года, заметим, что версия Суворова страдает тем же недостатком, что и общепринятая. Немецкое руководство могло спокойно смотреть на мобилизационные мероприятия Красной Армии до тех пор, пока вермахт опережал РККА в подготовке к наступлению хотя бы на две недели. В противном случае следовала немедленная война.

После Первой Мировой войны эти соображения были известны сторонам не хуже таблицы умножения.

Может быть, ближе всего к истине версия, объясняющая поведение Сталина сугубо психологическими факторами. Война между Германией и СССР была невыгодна обеим сторонам. В ее провоцировании были заинтересованы правящие круги Великобритании и, может быть, США. В ее предотвращении - руководство Италии и Японии. Имея подобный политический баланс, Сталин уверил себя в том, что Гитлер не решится втянуть свою страну в бесперспективную войну на два фронта, и слишком долго находился в плену этой иллюзии. Когда же, в конце мая - начале июня, просчет стал очевиден, уже не было времени исправлять его. Концепция "не давать повода для провокаций", по крайней мере, позволяла обеспечить себе политические дивиденды. Судя по последним предвоенным распоряжениям Генштаба и НКО, предполагалось перед самой войной занять войсками приграничные укрепления, рассредоточить авиацию и переместить штабы Округов, однако, не успели сделать и этого .

Как бы то ни было, германское нападение оказалось для солдат и командиров низшего и среднего звена абсолютно внезапным.

5. Испытание войной.

Внезапность - если не физическая, то психологическая - оказала влияние и на Генштаб, деятельность которого в критический день 22 июня носит все черты растерянности. Не уяснив оперативную обстановку, не наладив связь и управление, не решив проблемы снабжения войск, высшее руководство требует от командующего КОВО к исходу дня разгромить ударные группировки противника и исходу 24 июля овладеть районом Люблина. Разумеется, этот приказ не вытекал из предвоенного планирования.

В рамках развертывания КОВО-41 переходу в наступление должен был предшествовать оборонительный период "до завершения развертывания войск". Наступательный замысел, приписываемый историками-ревизионистами Жукову или Василевскому (вне всякой зависимости от того, представлял ли он собой конкретную войсковую директиву или всего лишь наброски к будущему оперативному плану), подразумевал опережение противника в развертывании и нанесение удара компактными, изготовившимися к бою группировками. Теперь же речь шла о тычке растопыренными пальцами.

В действительности, дело обстояло даже хуже. Приказ от 22 июня 1941 года не мог быть выполнен физически - прежде всего, по соображениям расстояния/времени, затем по соотношению сил и их группировке.

Попытки М.А.Пуркаева обратить на это внимание командующего фронтов успеха не имели, что не в последнюю очередь объясняется позицией, занятой членом военного совета Н.Н.Вашугиным. Атмосфера антиинтеллектуализма, насажденная в армии репрессиями 1937-1938 гг. принесла отвратительные плоды. "А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете…"

Вплоть до ноябрьского этапа Московской битвы контрудары остаются единственным лейтмотивом Ставки. Эта неумеренная псевдоактивность поставила страну на грань тотальной катастрофы: уже к середине июля потери действующей армии составили 28 дивизий полностью разгромленными, 70 дивизий, потерявших 50 и более процентов личного состава. Армия лишилась 6,5 тысяч орудий полевой артиллерии калибра от 76 мм и выше, 3.000 противотанковых пушек, 6.000 танков, 3.468 самолетов.

Чтобы понять трагедию и триумф войны, названной Великой Отечественной, нашему обществу понадобилось почти полвека. "История Великой Отечественной войны", "История Второй Мировой войны", мемуары Жукова, Конева, Рокоссовского, Баграмяна, Мерецкова, Еременка и многих других видных военачальников Советского Союза, воспоминания Гудериана, Гота, Фриснера, Манштейна, обзоры Типпельскирха и Лиддел-Гарта, дневники Гальдера, таблицы Мюллера-Гильденбрандта - в анализе этих и иных источников постепенно вырисовывалась картина, более или менее отражающая реальность.

В последние годы в связи с распадом советской военно-исторической школы аналитичность все больше заменяется сенсационностью. Тем не менее, такие работы как "Грозовой июнь" А.Хорькова, "Ледокол" В.Суворова, "Упущенный шанс Сталина" Мельтюхова, сборник "Другая война" представляют определенный интерес - хотя бы тем, что гипертрофированно выражают одну из возможных точек зрения и предлагают к рассмотрению новые ракурсы проблемы.

Тем не менее, до сих остается открытым ряд важных для понимания событий вопросов. Так, мы не знаем, какое количество автозаправщиков и тягачей насчитывал мехкорпус (по штату и реально), какова, в процентах от штатной, была обеспеченность корпусов автомашинами. Мы не знаем точного количества самолетов, приданных армиям и не можем сказать, кто непосредственно давал задание на ее деятельность, и как это осуществлялось технически.

…В 7 часов утра 22 июня 2941 года оперативный отдел штаба КОВО/ЮЗФ наконец-то прибыл в Тарнополь. Война идет уже три часа. Горят города и аэродромы, узловые железнодорожные станции. Воинские части ведут бои на подступах к границе; в направлении на Радзехув образовался разрыв фронта, и Рунштедт готов ввести туда подвижные соединения.

Штаб включается в работу. Сразу же выясняется, что связь с 5-й и 6-й армиями восстановить не удается, нет данных о количестве и группировке вторгнувшихся войск, не удается определить направление главного удара. Командующий фронтом в гневе: "Если и впредь связь будет работать так плохо, то как же мы будем управлять войсками?" Вопрос верный, но разве проблемы со связью нельзя было предвидеть еще до начала войны? Пуркаев докладывает, что делается все для восстановления связи: в армии посланы на самолетах делегаты связи, через два-три часа обстановка должна проясниться. В 10.30 по радио поступает доклад от командарма-5: "Сокаль и Тартаков в огне, 124-я дивизия к границе пробиться не могла и заняла оборону севернее Струмиловского укрепрайона". Иными словами, в полосе 5-й армии весь удар немецких войск приняли на себе пограничники и гарнизон Уров.

По докладу начальника штаба авиации Округа авиация от ударов по аэродрому потеряла 180 самолетов. Войска, выдвигающие к границе, подвергаются ударам самолетов противника. Командующему ВВС генералу Птухину немедленно приказано прикрыть войска с воздуха, затем нанести сосредоточенные удары по танковым и моторизованным группировкам противника, вывести из строя его ближайшие аэродромы.

Итак, война сразу же поставила первую оценку штатным расписаниям: при наличии авиации армейского подчинения и, казалось бы, стройной системы ПВО, прикрытием войск с воздуха занимается фронтовая авиация.

Приказ немедленно дублирует Москва: "войскам всеми силами обрушиться на вражеские части и уничтожить их в районах, где они нарушили границу… Мощными ударами бомбардировочной авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить их основные группировки".

Но, может быть, это не только общие слова, не имеющие смысла в сложившейся ситуации? Не надеялся ли до сих пор начальник Генерального штаба, что все закончится новым Халкин-Голом - ограниченным пограничным инцидентом, после которого "виновных в самоуправных действиях" снимают, а стороны сохраняют дипломатические и торговые отношения?

В 15.00 Округ направляет первое донесение в Москву. Обстановка все еще остается совершенно неясной, и документ полон неточностей и общих соображений. "В районе Любомля наступает одна пехотная дивизия; в направлении Владимир-Волынского - одна пехотная и одна танковая; южнее до границы с 6-й армией - две дивизии". Иными словами, против 5-й армии действует пять дивизий, в то время как у Потапова в приграничной полосе их четыре. А вот что от Сокаля на Радзехув и от Устилуги на Луцк наступает два механизированных корпуса (3-й и 48-й) Москве сообщено не было. Об этом не знал и штаб Округа, хотя, вероятно, и Баграмян, и Пуркаев, и Кирпонос уже предчувствовали, что обстановка на левом фланге 5-й армии далеко не благополучна.

Ближе к вечеру приходит пресловутый приказ о наступлении на Люблин. Пуркаев и Баграмян категорически против: "произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для нас условиях". Вашугин выступает с ура-патриотических позиций. Кирпонос признает оперативную целесообразность предложений Пуркаева об обороне на линии старых укрепрайонов и политическую логику заявления Ватутина после чего подводит итог: "Приказ есть приказ, и его надо выполнять". Впрочем, он и сам понимал, что взять Люблин к вечеру 24-го в принципе невозможно.

Штаб начинает импровизировать ударную группировку из пяти механизированных и трех стрелковых корпусов (31-го, 36-го, 37-го). Понятно, что ни о каких действиях 22 июня не может быть и речи; оперативный отдел прилагает нечеловеческие усилия к тому, чтобы с утра 23-го хотя бы наметить контуры предстоящей операции.

Ночью связь с 6-й армией потеряна.

К моменту прихода директивы главного командования 8-й механизированный корпус уже не первый час находится на марше. В 10.00 Д.И.Рябышев получил указание сосредоточить корпус в район Самбора к исходу дня. Выдвижению войск мешали части 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н.К.Кириллова, которые шли навстречу танкам 8-го м.к. по узкому шоссе от Самбора к Дрогобычу. Тринадцатый с.к. числился в 12-й армии; что он делал в районе Самбора, куда шел и по чьему распоряжению, остается загадкой и по сей день.)

Вечером корпус вышел в район сосредоточения; 700 танков из 858 были готовы действовать немедленно. В это время полковник Блажей из штаба 26-й армии нашел Рябышева и вручил приказ комфронта: "к рассвету 23.06. сосредоточиться восточнее Львова и поступить в распоряжение командующего 6-й армией". Это был "утренний приказ". В "вечернем" приказе говорилось совсем другое: "силами 22-го мехкорпуса и 135 с.д. нанести удар по Владимир-Волынской танковой группировке противника и соединиться с окруженной 87-й с.д. Пятнадцатый мехкорпус - немедленно наступать на Радзехув. Войска 6-й армии выбивают противника из Рава-Русского укрепрайона, 4-й мехкорпус поддерживает наступление 15-го мехкорпуса. Восьмой мехкорпус Музыченко должен немедленно повернуть из Куровице на Броды". Для контроля в 5-ю и 6-ю армии, в 8-й и 15-й корпуса посланы представители фронтового командования.

В течение всего дня 23 июня связь с армиями практически отсутствует. К вечеру, однако, штаб составляет сравнительно полную оценку событий на Луцком и Сокальском направлении. В полосе 5-й армии противник остановлен силами 1-й пт.бр и 22-го м.к. Пятнадцатый корпус силами передового отряда, состоящего из 3-го танкового батальона и 2-го мотострелкового батальона 10-й т.д. вел бои с частями 48-го моторизованного корпуса противника. Израсходовав боеприпасы, отряд отошел к югу, потеряв 6 танков Т-34, 20 бронетранспортеров и 7 человек убитыми. Главные силы дивизии подошли во второй половине дня и изменить ход боя уже не могли. Тридцать седьмая танковая дивизия участия в бою не принимала, так как в 14 часов генерал Карпезо направил ее в район Адам, где она уничтожила до 100 танков противника. Какими силами атаковала дивизия, кого, какие немецкие танки, как протекал бой, какие потери понесла дивизия - по всем этим вопросам полная неясность. Надо полагать, что никаких "танков противника" не было вообще. Контрудар 15-го и 4-го мехкорпусов успеха не имел, более того, немецкие войска овладели Радзеховым и Берестечко. Четвертый мехкорпус раздергали по частям: два батальона 32-й т.д. были подчинены командиру 32-го мотострелкового полка и занимали оборону на окраине Радзехова, остальные части этой дивизии действовали в районе Великих Мостов. Какие-то батальоны были подчинены 3-й кавалерийской дивизии. Вечером комдив получил непосредственный (то есть, не продублированный штабом корпуса) приказ Музыченко уничтожить пехоту и 300 танков противника в районе Каменки. Восьмой мехкорпус только к 12 часам дня сосредоточился в районе Куровиц, после чего Музыченко, вопреки прямому приказу штаба фронта направил его на Яворов. (Остается неясным, то ли командарм-6 не получил приказ фронта, то ли игнорировал его). Лишь к ночи Рябышев выясняет, что его войска должны находиться в районе Броды.

Комкор решает сложнейшую задачу поворота на 90 градусов механизированного соединения, насчитывающего без малого тысячу танков и несколько тысяч автомашин. Двигаясь по нескольким дорогам, дивизии могут к вечеру 24 июня прибыть в Дубно. С утра 25 июня они будут готовы к наступлению.

Итак, вечером 23 июня, имея еще далеко не полное представление о трудностях со связью и организацией движения мехкорпусов, Пуркаев докладывает Кирпоносу: "с утра 24-го числа участвовать в контрударе смогут только 22-й и 15-й мехкорпуса, да и то не всеми силами (в 22-м м.к. будет задействована лишь одна дивизия). Четвертый корпус задействован на Львовском направлении, 9-й и 19-й корпуса подойдут только через двое суток, стрелковые части - через несколько дней.

Кирпонос принимает самоубийственное решение вводить соединения в операцию поэшелонно: 24-го 22-й м.к. и 135 с.д. при поддержке 1-й прт.бр. наступают на Владимир-Волынский, 15-й м.к. соединяется со 124-й дивизией. Позже - с подходом сначала 4-го и 8-го, а затем 9-го и 19-го корпусов сила удара утроится. Вашугин поддержал, Пуркаев промолчал, приказ был отдан.

Но были ли у Кирпоноса альтернатива? В сущности, поэшелонный ввод мехкорпусов в сражение был предрешен днем раньше, 22 июня, когда обсуждалась директива Ставки. Методично подготовить операцию (собрать корпуса, выстроить ударные группировки и организовать систему снабжения) можно было только за линией старых укрепрайонов. В условиях развертывающейся встречной операции на это просто не было времени: не только районы сосредоточения, но и тыловые коммуникации мехкорпусов находились на оспариваемой территории.

Наступление 24-го июня успеха не имело и привело к тяжелым потерям в танках и офицерском составе (в 19-й т.д. убиты трое командиров полков). Противник начал с юга обтекать Луцк, был остановлен выходящими к полю сражения войсками 9-го и 19-го м.к.

Вечером этого дня доклады командарма-6 и донесения авиаразведки окончательно запутали обстановку. Потапов сообщил, что на фронте от Влодавы до Устилуга наступают 5 пехотных дивизий с двумя тысячами (!) танков; в полосе Устилуг - Сокаль действует 5-6 пехотных и одна танковая дивизия. Летчики же обнаруживали "танковые колонны противника", вытягивающиеся от Брест-Литовска к Ковелю.

Хотя к этому времени и штаб ЮЗФ, и генштаб довольно точно представляли себе состав 1-й танковой группы, Кирпонос в полном согласии с Жуковым потребовали от Потапова загнуть правый фланг армии и прикрыть Ковель. Эта задача была возложена на 22-й мехкорпус.

В последующие дни боевые действия в районе Дубно-Луцк Броды достигли наибольшего размаха. Подошли части 4-го и 8-го мехкорпуса. Хотя оперативная обстановка резко изменилась, приказ фронта по прежнему предусматривал воссоединение мехкорпусов с окруженными частями 87-й и 124-й пехотных дивизий.

С уходом 22-го мехкорпуса на Ковель Луцкое направление оказалось резко ослабленным. Между тем, разведка наконец-то сообщила, что Радзехувская группировка возросла на 3-4 танковых и механизированных дивизии. В этих условиях 5-й армии оставалось только перейти к обороне своим правым флангом. Разумеется, докладывать об этом в штаб фронта не стали; считалось, что 22-й мехкорпус при поддержке стрелковых частей принимает участие в контрударе.

25.06., к трем часам дня передовые отряды 8-го мехкорпуса подошли к Бродам, к вечеру весь корпус сосредоточился в указанном районе. Настала пора подвести итог пятисоткилометровому маршу по пыльным проселочным дорогам и раскаленным асфальтовым шоссе. Танки Т-35 остались на дорогах. (Все кроме одного, танк капитана Мазаева участвовал в боях за Дубно). В 12-й т.д. дивизии вышли из строя огнеметные танки Т-26 24-го полка. Остальные танки "в целом" остались боеспособными, но моторесурс многих их них подходил к концу.

Итак, с опозданием на двое суток директива Кирпоноса была выполнена: механизированные корпуса изготовились к наступлению. Из штаба фронта нет никаких известий. Ни о противнике, ни о соседях справа и слева, ни об общей задаче наступления. Корпус предоставлен самому себе.

Проанализировав донесения своих разведчиков, Рябышев пришел к верному в целом выводу: противник, прикрывая фланги наступающей на Ровно танковой группировки, занял оборону по рекам Иква и Сытинка. Разведчикам удалось даже установить связь с 212-й дивизией 15-го корпуса.

В ночь на 26-е удалось наладить связь со штабом фронта, штабом 5-й армии и штабом 15-го корпуса. Карпезо обещает принять участие в наступлении одной дивизией, но просит отложить начало военных действий. Потапов сообщил, что 9-й и 19-й мехкорпус будут готовы к активным действиям во второй половине дня. Кирпонос потребовал от него объединить эти корпуса под своим непосредственным командованием и занять ими исходный рубеж для атаки на фронте Грудек - Рымна, юго-западнее Луцка. От этих корпусов ожидают, что они будут наступать вдоль железной дороги Луцк-Броды и тем содействуют 15-му и 8-му мехкорпусам в разгроме Радзехувской группировки противника.

Двадцать шестого июня сражение вошло в фазу кризиса. 43-я дивизия 19-го мехкорпуса вышла к окраинам Дубно. 8-й мехкорпус также двинулся вперед: 12-я т.д. вышла к Люшневу (10-12 км от исходного рубежа), 34-я овладела районом Хотин . Начал вырисовывать глубокий двойной обход ударной группировки противника.

Именно в этот момент проявились органические пороки РККА - плохая связь и запаздывающее управление. 26-го числа корпуса выполняли приказы на 23 - 24 июля. К исходу дня армейское и фронтовое руководство считает эти приказы уже не соответствующими обстановке и пытается исправить допущенную ошибку. 43-я танковая дивизия была готова продолжить наступление ночью, отыграть потерянные темпы и установить связь с 8-м мехкорпусом, который также был готов возобновить боевые действия.

Ночной приказ командарма-5 поворачивает 19-й корпус на Ровно. Генерал Панюков из штаба фронта останавливает 8-й мехкорпус и отводит его на исходные позиции - к Бродам. Но, пока эти приказы выполняются, командных пунктов достигают донесения об успехе предшествующего дня. Происходит самое страшное, что только бывает при запаздывающем управлении: система переходит в автоколебательный режим. В данном случае - это приказы и контрприказы, маятниковые движения корпусов вперед-назад, дикие слухи о бежавших и сдавшихся в плен генералах, угрозы военного суда и расстрела.

В результате автоколебательных процессов 8-й мехкорпус распадается на авангардную группу и главные силы, которые быстро теряют сначала тактическое взаимодействие, а затем и связь. Торжество центробежных сил: в решающем контрударе, на который штаб фронта возлагал основные надежды, вместо предполагаемых 24 дивизий участвуют две, неполного состава: 34-я танковая и часть 12-й танковой.

6. Глазами очевидцев.

Вот как описывают действия танковых частей Красной Армии непосредственные участники событий :

"Тридцать вторая танковая дивизия 4-го мехкорпуса, в каждом полку по два батальона, вооруженные танками Т-34 и КВ (1-й и 2-й батальоны), и батальон БТ (3-й) носью с 21.06 на 22.06 получили в 3.00 приказ о выдвижении в район Янова.

Утро 22.06. 63-й танковый полк 32-й т.д. получает задачу выдвинуться в район Судова Вишня (откуда в 10.00 того же дня 34-я т.д. 8-го мехкорпуса начала движение к Самбору). На полпути полк получает новую задачу - повернуть на Рава-Русскую, где у деревни Краковец прорвались немцы, выбить их и восстановить положение. (Распоряжение штаба 6-й армии - выделить два батальона средних танков от 32-й т.д. и батальон мотопехоты от 81-й мотострелковой дивизии, нанести удар на Жолкев и во взаимодействии с частями 15-го мехкорпуса уничтожить пехоту и танки противника в районе Радзехув. Подписал начальник штаба 6-й армии Иванов)".

"Свой 19-й танковый полк 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса на месте дислокации в Золочеве я не застал, тут и там воронки, бомбили. Неужели наш полк разбит, такой полк? Только один мой батальон имел 31 КВ, 5 БТ-7, 3 бронемашины.

К исходу дня удалось разыскать штаб 15-го мехкорпуса. Обрадовался я напрасно: никто из штабистов не мог сказать, где сейчас находится 19-й танковый полк. Всю ночь разыскиваю его и нахожу в районе Топорува, где он занимает оборону. Пятнадцатый мехкорпус получил приказ - разбить танковую колонну немцев, рвущихся на юго-запад от Сокаля. 212-я мотострелковая дивизия не имела даже автомашин. На все запросы в штаб фронта комкора Карпезо о том, что он не может в срок выполнить приказ ввиду отсутствия автотранспорта, следовал ответ: "Выполняйте".

Наша 10-я т.д. стояла тогда в 70 км от Радзехува. 25.06. мой первый тяжелый батальон получил приказ от командира полка подполковника Пролеева следовать в район Броды, где, якобы, появились немецкие танки, выйти на рубеж и обеспечить развертывание полка. Нам нужно было пройти около 60 км. Дорога песчаная, день жаркий. В этих условиях через час придется промывать масляные фильтры. Заметив мое недовольство, Пролеев спросил: "В чем дело, капитан?" Я сказал, что в авангард выделил бы 3-й батальон БТ, а КВ лучше держать во втором эшелоне. БТ вступают в бой, потом ударяют КВ. Ответ был? "Выполняйте приказ"

Приказ мы выполнили, но какой ценой!

Более половины машин застряло в пути из-за неисправностей. Высланная мною разведка вернулась с сообщением, что немцев в Бродах и окрестностях нет. Новый приказ? "Немедленно вернуться обратно в район обороны, идти в авангарде полка форсированным маршем". А ведь я еще не успел подтянуть сюда отставшие в пути машины. Однако, приказ есть приказ. Но на рассвете 26.06 в пяти километрах от Топорува команда "Стоп!" и новый приказ - идти в авангарде полка в район Радзехува, так как там уже два дня ведут тяжелые бои 10-й мотострелковый полк и 20-й танковый полк нашей дивизии. Задача - задержать и уничтожить гитлеровцев.

К моменту подхода 19-го танкового полка, передовой отряд дивизии уже отошел. Нашему полку пришлось атаковать противника. Первым вступил в бой мой батальон в составе 18 танков КВ (а было 31!), форсированные марши туда-сюда вывели из строя 13 машин.

К 2 часам дня 19-й полк продвинулся на 2 км. Он крепко помял противника, но и сам понес большие потери. Наш батальон из боя вышел с двумя уцелевшими танками".

7. Итоги.

После отхода главных сил 8-го мехкорпуса (7-я мотострелковая и часть 12-й танковой дивизии) в строю осталось 19.000 человек и 207 танков (43 КВ, 31 Т-34, 69 БТ-7, 57 Т-26, 7 Т-40). Корпус не был разбит в бою. Он просто рассыпался в ходе "возвратно-поступательных" маршей , наступлений и отступлений; техника, оставшаяся без горючего и запчастей, была подорвана или брошена вдоль бесконечных дорог.

А в последующие дни произошло то, о чем предупреждал Пуркаев вечером 22 июня: поражение мехкорпусов обнажило все слабости фронта и поставило под сомнение возможность удержать линию старых укрепрайонов.

Кирпонос проиграл свое главное сражение. Но и фон Рунштедт не выиграл его.

Танковая битва в треугольнике Луцк-Дубно-Броды в некотором смысле уникальна: встречным сражением почти пяти тысяч танков никто не руководил. Командование Юго-Западного фронта навязало противнику большое встречное сражение. Со времен Первой Мировой войны стала аксиомой, что оно требует твердого и четкого управления войсками. Увы, ЮЗФ не имел ни технических средств, ни организационных возможностей наладить такое управление.

Что же касается командования группы армий "Юг", то Рунштедт и Клейст были настолько увлечены собственными замыслами, что попросту "пропустили" сражение. Они рассматривали его, не как кульминацию стратегического развертывания, а как досадную помеху быстрому продвижению своих танковых дивизий к Житомиру и Киеву - ошибка, непростительная для адептов "немецкой школы" военного искусства.

Безразличное отношение командования на местах к величайшему во всей предшествующей истории танковому сражению разделяли высшие инстанции. Ф.Гальдер с олимпийским спокойствием фиксирует в своем дневнике "твердое и энергичное руководство" противника, "тяжелые бои", "крайне нежелательную" угрозу Дубно с юго-востока. Однако, штаб ОКХ подчеркнуто соблюдает прерогативы командования группой армий "Юг" и не вмешивается в ход событий. Оперативные резервы сухопутных сил остаются нетронутыми, командование сухопутных сил не ставит и вопроса о привлечении дополнительных сил авиации.

Со своей стороны Рунштедт также не считает необходимым вносить какие-либо коррективы в рисунок операций. Между тем, хотя 1-я танковая группа и наступает не на самом очевидном из возможных направлений, ее действия остаются совершенно прямыми: танки рвутся на Луцк, Дубно, Житомир и далее - к Киеву. Столь прозрачный замысел недолго остается секретом для командования ЮЗФ: при всех совершенным Кирпоносом ошибках и путанице с направлением Брест - Ковель, механизированные корпуса РККА исправно концентрируются против немецкого танкового клина. Огромное влияние на ход немецкого наступления оказывает 1-я противотанковая бригада Москаленко: двойная попытка лобового наступления на ее позиции стоит Клейсту времени и нескольких десятков танков.

Считая своей главной задачей быстрейшее продвижение на восток, Клейст стремится как можно скорее протащить дивизии через "бутылочное горлышко" у Дубно и перенести базу снабжения вперед. Это провоцирует кризис: какое-то время существует реальная угроза удара 8-го и 19-го корпусов по тылам танковой группировки. Пытаясь ее ликвидировать и в то же время не допустить потери времени, Клейст делает то же, что Кирпонос: вводит войска в бой поэшелонно . (Частично, конечно, в этом виноват и "рассеивающий" характер местности).

В конечном счете немцы справляются с кризисом - скорее, за счет ошибок командования ЮЗФ, неповоротливости советских мехкорпусов, их плохой связи друг с другом и отвратительного взаимодействия со стрелковыми соединениями, нежели за счет стойкости войск и мастерства оперативного руководства. Этот успех, однако, достается дорогой ценой сожженной техники, расстроенных тылов танковой группы и упущенного времени. Военная диалектика сработала: Клейст потерял темп именно там, где пытался выиграть его, нарушив "правила игры".

Операция группы "Юг" потеряла форму; уже 29 июня Гальдер ставит вопрос о необходимости перегруппировки ее войск. По сути, происходит отказ от первоначальной операции южнее Припяти и начинаются попытки сымпровизировать на ходу новую. В конечном счете решить исходную задачу окружения, расчленения и разгрома войск Юго-Западного фронта удается лишь в сентябре - после привлечения 2-й танковой группы и 2-й армии из состава группы "Центр", а также насыщения оперативными резервами боевых порядков самой группы "Юг".

Само по себе это означало крах исходного оперативного замысла: предполагалось, что операции южнее и севернее Припяти будут развиваться независимо. К тому же, потерянные на "повороте к югу" темпы, наверстать не удалось. После войны немецкие генералы напишут не одну книгу, доказывая пагубность этого, навязанного фюрером решения. Однако, прямое наступление на Москву стало бы гораздо более дорогостоящей ошибкой: логика войны заключается в том, что действия против географических пунктов носят подчиненный характер по отношению к основной задаче - разгрому подвижных сил противника.

В конечном счете, именно пренебрежение этим правилом со стороны Рунштедта и Клейста привело немецкий план войны южнее Припяти к краху.

[наверх]

© 2005 Р.А. Исмаилов